Евгений Кривенко - Окликни меня среди теней
Спуск не занял и пятнадцати минут, подгонял истерический лай собак. Перебежали поле, кинулись к знакомой двери. Мертвые волки отвратительно смердели, после чистого лесного воздуха хотелось зажать нос. Поспешно поднялись в гостиную, где стекла были выбиты, и из окон тянуло свежестью. Болдуин придвинул к двери тяжелый стол.
– Опять мы тут, - поморщился он.
Русов подошел к окну, присел на корточки и осторожно выглянул: пустая площадь, белые колонны, пристальный глаз солнца. Сердце тоскливо сжалось, возвращался вчерашний кошмар. Трижды на них нападали волки, возникая хищными тенями то из залитой солнцем чащи, то из белых стен заброшенного городка. И в третий раз он, Русов, попадает в этот город, где колонны напоминают потрепанный временем античный театр.
Что за представление ждет их на этот раз? Русов вздохнул… И затаил дыхание.
Он не увидел бесноватого, как ожидал. И орущей своры собак. И полицейских на лошадях. Беглеца уже поймали и вели связанного, но не полицейские. Странная группа появилась на площади - люди в черных балахонах шли неровным кругом, а посередине двое с накинутыми капюшонами волокли дергавшуюся фигуру… Грязно-белая шапка волос, темное лицо с белками глаз - Уолд! Русов с содроганием увидел, как жестоко вывернуты назад руки: ладони прикручены к спине толстой веревкой. Не помог Уолду его дар.
Болдуин тоже приблизился к окну и тихо свистнул:
– Ба! Да это совсем другие. И не бесноватого поймали, а парня из Темной зоны. Эти твари еще хуже.
Русова передернуло, остатки неприязни к Уолду исчезли при виде его жалкой участи.
– А кто эти люди в черном? - прошептал он.
Болдуин сплюнул:
– Поклонники Трехликого вышли на охоту. Они носят черные балахоны в подражание этой… Темной Воинственности, есть такой китайский божок. Не высовывайся, они посторонних не любят.
Появилось еще два десятка людей в балахонах - шли поодиночке и группами вслед за кучкой с пленником. Русов заметил женщин: длинные волосы спадали на элегантные, в виде коротких черных плащей балахоны. Все молчали, слышался только лай собак, но самих не было видно: наверное, привязали. Иногда доносилось ржание лошадей.
Пленника подвели к одиноко стоящим колоннам и грубо толкнули, он упал. Двое в капюшонах присели с разных сторон, держа веревки натянутыми, так что Уолд мог только корчиться на земле как почерневший дождевой червь. Остальные сели как попало: донеслись неразборчивые голоса, стали открывать сумки, из рук в руки передавали бутылки.
Рот Русова наполнился слюной, он сглотнул. Это надо же - ни завтрака, ни глотка воды; так торопился уйти из комнатки Уолда, что не поискал питья. Желудок заворчал, напоминая, что ужина тоже не было.
– Что они собираются делать? - Русов попытался забыть о чувстве голода.
– Всякое рассказывают, - пробурчал Болдуин. - Будто устраивают охоту на выродков, что остались жить в Темных зонах, совершают обряды в безлюдных местах… Сами увидим. Выходить все равно нельзя, собаки почуют. А попадаться поклонникам Трехликого в глуши не советуют.
Внизу послышался шум. Русов вздрогнул и приник к окну: два черных балахона волокли по бревну - похоже, столбы от веранды. Когда дотащили до колонн, началась какая-то возня, раздался стук. Уолд взбрыкнул и попытался вскочить, но сидящие уперлись ногами, натянули веревки, и он опять ткнулся лицом в землю.
Хотя солнце поднялось высоко и должно было пригревать, Русов задрожал от холода: приближалось нечто отвратительное. Черные балахоны подняли сооружение, оказавшееся грубым крестом, привязали к колонне, а потом, подойдя к державшим Уолда, взяли у них веревки. Те поднялись, что-то одновременно проделали со своими одеяниями - и вдруг оказались в красном, даже на головах красные капюшоны.
Болдуин снова присвистнул.
– Ага, - возбужденно зашептал в ухо Русова. - Все, как рассказывают. У них балахоны с красной подкладкой. Раз сменили цвет на красный, значит, собираются приносить жертву Лилит. Скорее всего, обольют этого черного бензином и подожгут. Будут плясать вокруг горящего креста и, как говорят, трахаться друг с другом, кто кому попадется. Тогда к ним можно даже присоединиться - это приветствуют. Может быть, подойдем, а?
– Ты с ума сошел? - Русова затрясло. Выходит, не суждено Уолду вернуться в свой дом на берегу сумрачного озера, не суждено читать, размышлять, бродить по лесам. Пусть у него и жутковатый дар…
Двое в красном опять перехватили веревки и потащили брыкавшегося Уолда к кресту. Собравшиеся стали что-то выкрикивать, некоторые тоже сменили наряд на красный, кое-где на расстеленных плащах начались недвусмысленные ласки.
Вне себя, Русов потянул из кобуры пистолет.
– Ты что? - зашипел Болдуин. - Нас же растерзают!
Уолда прикручивали веревками к кресту. Руки развязать не посмели, и обе перекладины остались свободными. Русов навел прицел, совсем близко увидел возбужденные, блестящие от пота лица под капюшонами. Когда оба сместились влево, поставил локти на подоконник, прицелился в правую перекладину, успел упереться ботинком в диван и потянул спуск.
Грохнуло, как из пушки. Русова толкнуло так, что диван проехался по полу. Поспешно навел прицел на крест. Правая перекладина разлетелась в щепки, фигуры в красном обернулись, одна прижимала ладонь к окровавленной щеке - наверное, распороло щепой.
Не теряя времени, Русов прицелился в землю под их ногами и снова нажал спуск. Его отбросило от окна, но было видно, как перед оцепеневшими поклонниками Трехликого словно взорвалась граната, во все стороны брызнуло щебнем. Те пригнулись и побежали.
Вся площадь наполнилась суматошным движением: убегали черные и красные фигуры, развевались полы плащей, мелькали белые ноги женщин. Вокруг столба, распутывая веревку, бегал Уолд, потом пригнулся и, все еще со связанными за спиной руками, побежал куда-то в сторону.
Внезапно движение прекратилось, площадь опустела. Опять безмятежно сияло солнце, и лишь безупречную белизну колонн портил изуродованный деревянный крест.
Русов выглянул, пытаясь понять, где спрятались черные фигуры.
Грянул выстрел, пуля со звоном выбила остаток оконного стекла и врезалась в стену комнаты, отбив кусок штукатурки. Прогремело еще несколько выстрелов, с фасада сорвалась и с грохотом упала на тротуар вывеска. Вероятно, кто-то заметил вспышку выстрела или блеск оптического прицела в окне.
– Уходим! - закашлялся от известковой пыли Болдуин. - Пока нас не перестреляли, как куропаток.
Русов не возражал, его еще трясло - то ли от возбуждения, то ли от страха. Оба скатились по лестнице, пробежали мимо мертвых волков, но в дверях Болдуин застыл и выругался:
