Невил Шют - На берегу
— Когда в доме уборка, мы сюда сваливаем всякое барахло и обещаем себе отправить его на распродажу старья. А потом забываем.
Дуайт улыбнулся:
— У нас тоже есть такой чулан, только в нем не так много всего. Может быть, потому, что мы не очень долго прожили на одном месте. — Он все еще с любопытством разглядывал содержимое чулана, потом спросил: — А чей там трехколесный велосипед?
— Мой.
— Вы, наверно, были совсем маленькая, когда на нем катались.
Мойра мельком глянула на велосипед.
— Теперь он кажется крохотным, да? Наверно, мне тогда было года четыре или пять.
— А вот «кузнечик»! — Дуайт дотянулся, вытащил из кучи хлама детский тренажер, скрипучая пружина и подножка рыжие от ржавчины. — Сто лет я их не видал. Одно время у нас в Америке детвора просто помешалась на этих «кузнечиках».
— У нас их одно время забросили, а потом они опять вошли в моду, — сказала Мойра. — Сейчас очень многие ребятишки на них скачут.
— Сколько вам было лет, когда вы на нем прыгали?
Мойра подумала, вспоминая.
— Это было после трехколесного велосипеда, после самоката, но до настоящего велосипеда, двухколесного. Наверно, мне тогда было около семи.
Дуайт все не выпускал из рук тренажер.
— Думаю, самый подходящий возраст. А они сейчас продаются?
— Наверно. Ребятишки на них скачут.
Дуайт положил «кузнечик».
— В Штатах я их уже много лет не видал. Как вы сказали, все зависит от моды. — Он огляделся. — А ходули чьи?
— Были моего брата, потом перешли ко мне. Эту сломала я.
— Значит, он старше вас?
Мойра кивнула.
— На два года… на два с половиной.
— Он сейчас в Австралии?
— Нет. Он в Англии.
Дуайт наклонил голову: ничего путного тут не скажешь.
— Ходули, я вижу, высокие, — заметил он. — Тогда вы, наверно, стали постарше.
— Да, наверно, мне было лет десять — одиннадцать.
— Лыжи. — Он на глазок прикинул размер. — А это еще позже.
— Да, на лыжах я стала ходить только с шестнадцати. А эти мне служили до самой войны. Правда, под конец стали чуть коротковаты. А та, другая пара — Дональда.
Дуайт продолжал разглядывать беспорядочную смесь вещей, заполнявших чулан.
— Смотрите-ка, водные лыжи!
Мойра кивнула.
— Мы и сейчас на них катаемся… вернее сказать, катались, пока не началась война. — И не сразу прибавила: — Раньше мы проводили летние каникулы на Баруонском мысу. Мама каждый год снимала там дачу… — Она помолчала, вспоминая приветливый домик, и рядом площадки для гольфа, и теплый песок пляжа, и свежесть, что обдает лицо, когда мчишься вслед за моторкой в облаке пенных брызг. — А вот этой деревянной лопаткой я строила замки из песка, когда была совсем маленькая…
Дуайт улыбнулся ей.
— Занятно это — смотреть на чужие игрушки и представлять себе, как кто выглядел в детстве. Я прямо вижу, как вы в семь лет скакали на этом «кузнечике».
— И ужасная была злючка. — Мойра постояла в раздумье, глядя на дверь чулана, и сказала негромко: — Я нипочем не позволяла маме отдавать кому-нибудь мои игрушки. Говорила — пускай они достанутся моим детям. А теперь у меня детей не будет.
— Очень печально. Но так уж оно получилось, — сказал Дуайт. И затворил дверь, оставляя за нею столько милых сердцу надежд. — Пожалуй, еще до вечера мне надо вернуться на «Скорпион», поглядеть, не затонул ли он на своей стоянке. Не знаете, когда будет дневной поезд?
— Не знаю, но можно позвонить на станцию и спросить. А вам нельзя остаться еще на один день?
— Я бы и рад, детка, но это не годится. У меня на столе наверняка скопилась куча бумаг, и они требуют внимания.
— Насчет поезда я узнаю. А что вы будете делать сегодня утром?
— Я обещал вашему отцу доборонить выгон на косогоре.
— Мне надо еще примерно с час крутиться по дому. А потом я бы походила с вами.
— Буду рад. Ваш вол отменный труженик, но с ним много не поговоришь.
После обеда Тауэрсу отдали его тщательно починенные вещички. Он поблагодарил Дэвидсонов за их доброту, уложил чемодан, и Мойра отвезла его на станцию. В Национальной галерее открыта была выставка австралийской духовной живописи; они условились пойти туда, пока выставка не закрылась: Дуайт Мойре позвонит. И вот он в поезде, возвращается в Мельбурн, к своей работе.
Около шести он был уже на авианосце. Как он и думал, на столе ждала груда бумаг и среди них запечатанный конверт с наклейкой «Секретно». Тауэрс ножом взрезал конверт — в нем оказался проект приказа и личная записка Главнокомандующего военно-морскими силами: пусть капитан ему позвонит, надо встретиться и обсудить план предстоящей операции.
Тауэрс просмотрел план. Да, в сущности, этого он и ждал. И такой рейс вполне по силам «Скорпиону», если только вдоль западного побережья Соединенных Штатов вовсе нет мин — на взгляд Тауэрса, весьма смелое предположение.
В тот же вечер он позвонил домой Питеру Холмсу.
— У меня на столе план очередной операции, — сказал он. — И при нем записка, адмирал Хартмен хочет меня принять. Хорошо бы вам завтра приехать и тоже просмотреть этот план. А потом нам бы лучше пойти к адмиралу вместе.
— Я буду на борту завтра рано утром, — сказал офицер связи.
— Отлично. Мне очень неприятно отзывать вас из отпуска, но дело есть дело.
— Ничего страшного, сэр. Правда, я еще одно дерево собирался спилить…
На-другое утро в половине десятого Питер сидел в крохотной каюте — рабочем кабинете Тауэрса на авианосце — и читал проект приказа.
— Вы ведь примерно этого и ждали, сэр? — спросил он.
— Примерно, — подтвердил капитан. И повернулся к приставному столику. — Вот все данные, какие у нас есть о минных полях. Вот радиостанция, которую мы должны обследовать. Определили, что она находится где-то в районе Сиэтла. Ну, это не так плохо. — Он взял со стола карту. — Вот тут помечены минные поля пролива Хуан де Фука и Пьюгетского. Мы можем, не подвергаясь опасности, пройти до самых Бремертонских верфей. Могли бы дойти и до Пирл-Харбор, но этого с нас не спрашивают. А вот как с минами в Панамском заливе, у Сан-Диего и Сан-Франциско — об этом мы ровно ничего не знаем.
Питер кивнул.
— Надо будет объяснить это адмиралу. Хотя, думаю, он и сам понимает. И я знаю, с ним вполне можно говорить откровенно.
— Датч-Харбор, — сказал капитан. — Как там с минами, тоже неизвестно.
— И там можно натолкнуться на льды?
— Очень возможно. И еще там туманы, да какие. В это время года без дозорного на мостике туда заходить невесело. Придется в тех краях быть поосторожнее.
