Максим Перельман - Переход
Я говорил это, стараясь разобраться в сбое своего сознания. Ведь для меня та война была только страницами в учебнике истории и кадрами кинофильмов.
Представьте себе, что вы просматриваете своё видео и вдруг видите кадры, которых вы никогда не делали, на которых вы запечатлены в таких местах, где никогда не бывали. Вот примерно такое ощущение и было у меня в тот момент. Я чувствовал, будто в мой мозг вмонтировали чью-то прошлую жизнь, которая когда-то была моей. Сознание моё было чётко разграничено — настоящее, прошлое в моей — Ральфа — жизни, и прошлоё моё же — Макса. И я воспринимал эти границы, как те, что разделяют какие-то файлы в моём мозгу, отражающие прошлое в моей нынешней жизни и прошлое в предыдущей.
— Ты всё вспомнил, Ральф? — спросил Генрих.
— Возможно, — ответил я. — Но это крайне неприятно. Моё сознание, как многослойный пирог с разными начинками, — я помню два своих детства, две юности, две молодости, тебя, свою жену…
— Аннет? Это ведь она убила тебя, влив в твой кофе содержимое «ампулы отмены». Я долго разбирался в этом. Тогда, в начале сорок пятого, когда я нашёл тебя в твоём кабинете с прострелянной головой, я вспомнил твои шутки по поводу того, как тебе хочется испытать действие капсулы на себе, застрелившись и не умерев при этом.
— Я помню, что, приложив пистолет к виску и нажав на курок, я был уверен, что не умру, — подтвердил я его слова.
— Аннет предала тебя, и ты умер. Именно из-за неё нам пришлось так долго тебя ждать, а тебе возвращаться. Но теперь ты снова — Ральф, и нам пора действовать. Инопланетяне не ошиблись, вычислив именно Ральфа в тебе в тот миг, когда ты родился.
— Ты знаешь, — сказал я, вставая с кресла, — я помню план нашей миссии по изменению мира. Ты ведь это хотел услышать от меня? Но мы были фанатиками, Генрих. Мне кажется…
— Не торопись с выводами, друг. С тобой за последнее время произошло много такого, от чего любой человек будет в шоке. Поэтому, не торопись. Вспоминай свою прошлую жизнь, привыкни к себе — прежнему, подумай, расслабься. Мы не будем спешить. Никто тебя не торопит. А этот зал, — он обвёл рукой вокруг себя, — это кресло — ты помнишь?
— Я помню всё, что связано с магией и инопланетянами. Я помню даже то, что именно в этом зале ты узнал, что ты воплощение нашего древнего короля Генриха — Птицелова, хотя эту корону ты не надевал.
— Корона только твоя, Ральф, — он почтительно улыбнулся мне.
— Я помню, — продолжал я, — когда мы поняли, что война проиграна, мы с тобой начали строить много секретных объектов, о которых знали только мы и весьма малочисленные избранные. Я помню, как по моим эскизам украшали этот зал, но я не помню, чтобы я ставил свою статую и держал в руках эту корону, — я вопросительно посмотрел на него.
— Статую по приказу наших великих Учителей и Наставников поставил я за несколько лет до твоего сегодняшнего появления здесь. Она должна была тянуть тебя сюда. Разве, когда ты в первый раз попал в Германию, говоря о Германии я имею в виду территорию Великого Третьего Рейха, ты не почувствовал себя дома?
Я кивнул, завороженно слушая его.
— А корона… — он поднял её на вытянутой руке, — это твоя корона, Ральф. И ты великий король этого мира. Так решили те, которые вмонтировали в эту корону каждую секунду твоей жизни, Ральф. И она открыла тебе твоё прошлое, она сохранила все твои мысли и чувства. Но эта корона — единственно истинная корона на Земле со времён сотворения нашей Вселенной. Ею пользовался верховной правитель Лемурии, а после него король Атлантиды. Да, дорогой мой, начиная с первых цивилизаций на Земле корона не была только символом. Она хранила Вечную мысль, отпечатанную на её субстанции. Её устройство позволяет не только вспомнить прошлые жизни, но и связаться с нашими наставниками. Кроме того, она активизируется в начале каждого нового цикла Космической жизни. Теперь настаёт этот новый цикл.
— Получается, что каждый, надев корону…
— О нет, корона не действует на всех одинаково. Если я надену её, то не вспомню ничего. Постороннему человеку, даже если она случайно окажется в его руках, корона будет казаться немного странным металлическим венцом и только.
Генрих с поклоном вложил её в мои руки и торжественно произнёс:
— Корона потому и корона, что она знает, кто король.
— И давно она находится здесь? — спросил я, с опаской разглядывая её.
— Не очень давно. Мне передали её лет сорок назад.
— А, точнее, тридцать восемь? — догадался я.
— А точнее, тридцать восемь, в год твоего нового появления на Земле, — серьёзно подтвердил Генрих.
— Но почему нужно было ждать так долго? Почему не встретились со мной раньше? Мы с тобой решили тогда, в сорок пятом, что если я погибну и рожусь вновь, то вы найдёте меня ещё в детстве. Это было не только наше решение, но и мой приказ. Отчего вы не выполнили его, Гиммлер? Почему ждали тридцать восемь лет?
Я замолчал оттого, что услышал свой повелительный, раздражённый голос. Я говорил с ним, как с подчинённым.
«Макс, Макс, — сказал я себе, — полегче, он же Гиммлер». И вдруг я с изумлением увидел, как виновато он смотрит на меня.
— Поверьте, Ральф, — почтительно произнёс он, — мне тоже эти годы показались вечностью. Но ты должен был повзрослеть, стать мудрым и зрелым.
Я вертел корону в руках, думая о том, что я не хочу быть королём мира, не хочу нести ответственность за людей моей планеты и не хочу возвращаться к плану осуществления миссии, который я начал приводить в действие восемьдесят лет назад. Но от меня ли это зависело?
— Поедем отсюда, Генрих, — почти приказал я, — мне нужно выспаться.
— Недалеко отсюда у меня есть домик, Ральф, — он ласково улыбнулся, — там переночуем. Нам обоим нужно отдохнуть, а завтра…
— Но что делать с этим? — я осторожно поднял корону со своих колен.
— О, прости мою забывчивость! — воскликнул он, — склероз… всё-таки мне почти сто двадцать лет. Взяв корону, он подошёл к стене, осторожно поставил её на золотую пластину и, нажав на пентакль, убрал её в стену.
Глава двенадцатая
Проснувшись на другой день, я не сразу понял, где я. Но через минуту я вспомнил всё, что произошло со мной за последние сутки. Я лежал в постели, смотрел в окно на медленно проплывавшие мимо облака и старался разобраться в том, кто я — тайный правитель Третьего Рейха Ральф или мирно наслаждающийся всеми благами жизни Макс? Моё внутреннее ощущение не было похоже на «раздвоение личности», о котором я что-то читал, но оно было крайне некомфортно.
Я встал, обследовал спальню, отыскал дверь в ванную комнату и через двадцать минут одетый и бодрый ходил по просторному дому Генриха, разыскивая хозяина. Нашёл я его в изящно обставленной светлой столовой. На стенах картины, между окон старинные зеркала, в углах скульптуры.
