Андрей Столяров - Мы, народ… (сборник)
И вообще мне в то время было ни до чего. Я себя чувствовал как волан, по которому изо всех сил лупят ракеткой: бац – и я оказываюсь в камере предварительного заключения, бац – и я в клетке, в зале суда, выслушиваю обвинительный приговор, бац – и я, кувыркаясь так, что булькает мозг, падаю в убогом поселке где-то в северо-восточной части страны. Адвокат, которого мне по закону назначили, пучеглазый, с одышкой, превращающей речь в хриплый неразборчивый свист, объяснил потом, что мне еще здорово повезло. Штатники как раз в эти месяцы, разъяренные успешной атакой российских хакеров на «Бэнк оф Америка», требовали введения в стране системы военных судов. И вот увидите, они своего добьются. Так что два года на поселении – это бога можете благодарить. И, кстати, тот же адвокат намекнул, что за Леху, который и на следствии, и в суде упорно твердил, что я в этих делах ни при чем, ни сном ни духом, выполнял просьбу приятеля, тоже можно не беспокоиться. Не пропадет Леха Бимс, его уже начинают отмазывать соответствующие спецслужбы. Такие умельцы, такие серфингисты сетей, ценятся у них на караты и золотники.
Между прочим, Стана в суде ни разу не появилась. Хотя заседания, от которых, признáюсь, у меня просто гудела башка, растянулись из-за разных юридических проволочек недель на пять. Ее сотовый телефон отвечал: «Извините, такой номер не значится», а по домашнему телефону, куда я позвонил всего один раз, Василина Игнатьевна довольно сухо ответствовала, что Настя сейчас в Москве, когда возвратится, неясно, может быть, пока останется там…
Так что по-настоящему я Вету узрел лишь тогда, когда она среди ночи, будто призрак судьбы, внезапно возникла в дверях и срывающимся голосом объявила, что нам надо немедленно уходить. Причем любопытно, что ей подчинился в этот момент даже майор – такая страстная убежденность от нее исходила. И еще раз эта страстная убежденность проявила себя через несколько дней, когда, спрыгнув с товарного поезда, где мы продержались почти двенадцать часов, углубившись в лес и устроившись в ельнике, пахнущем сыростью и смолой, мы в тупой одури обсуждали, куда двигаться дальше. Ведь совершенно ясно, что нас будут разыскивать. И так же совершенно понятно, что не успокоятся, пока не найдут. Вот тогда Вета, выслушав шизофренический бред, который несли мы с майором – пробираться на север, на юг, укрыться в китайском секторе, попробовать в качестве гастарбайтеров раствориться в Москве, – спросила – а где, собственно, находится этот легендарный град Китеж? Майор достал карту, заранее откуда-то выдранную, и ткнул в кружок среди зелени, выведенный карандашом.
– А где находимся мы?
– Примерно вот тут. Это почти восемьсот километров…
– Ну, я вас туда проведу, – сказала Вета.
– Это – как?
– А вот так, проведу и все.
Майор только крякнул.
Мне, наверное, никогда не забыть этот лес. Больше всего он напоминал антураж какого-нибудь фэнтезийного фильма: громадные, в шесть обхватов, дубы, заслоняющие небеса, белый скрипучий мох, бороды дремучих лишайников. По утрам раздавалось переливчатое пение птиц – были они длиннохвостые, яркие, с хохолками, похожие на декоративных фазанов, голоса их возвещали о чем-то несбыточном, а под вечер третьего дня, проходя мимо сросшихся изогнутыми стволами осин, я увидел, что в темноте их стоит некое существо, карикатурно похожее на человека: древесные руки, туловище, одежда из неряшливых ошметков коры.
Я даже споткнулся.
– Не смотри на него, – тут же сказала Вета. – Это лесовик, неопасно, только не смотри на него…
Иногда попадались круглые колдовские озера – с такими ровными берегами, как будто были они вырезаны ножом в земле. Вода в них была непроницаемо-черная, пахла горькими корешками, оставался после нее терпкий привкус на языке.
Правда, к некоторым озерам Вета подходить запрещала.
– Нельзя, – говорила она, для убедительности поднимая ладони. – Нельзя, нельзя…
И, вероятно, была права. В одном из таких озер, мимо которого мы следовали гуськом, вдруг раздался водяной резкий шлеп, и, обернувшись, я успел заметить треугольный плавник на кожистой черной спине.
Кто там обитал – местная Несси? Или какой-нибудь монстр, вышедший из кошмарных снов? Мерник, загадочный человек, появившийся в Китеже неизвестно откуда, имел по этому поводу целый философский концепт. Он полагал, что настоящее – то, что было создано просвещенным европейским рационализмом, та сугубо научная оптика, через которую западный человек почти четыреста лет воспринимал бытие, – ныне истощается, растворяется, как сахар в воде, и проступает сквозь нее Древний мир, который был устроен совершенно иначе: лешие, домовые, русалки, магия, заклинание духов… Ранее мы воспринимали это как сказку, как поэтическое народное творчество, как первобытный, рожденный фантазиями, по-детски наивный гештальт, а это была доминирующая реальность, она никуда не исчезла – просто, вытесненная торжествующим техницизмом, перешла из сознания в подсознание. Теперь эта реальность снова всплывает. Снова вступают в силу Сварог, Стрибог, Святовид, Велес, Даждьбог… Изменилась сама онтологическая структура. Мы погружаемся в архаику, в непроницаемый хтонический мрак…
Может быть, он был и прав. Вета, во всяком случае, требовала, чтобы после каждой еды мы оставляли на пне или у приметного дерева немного пищи.
– А зачем?
– Не знаю, так надо…
Объяснить она ничего не могла, утверждала, что если делать именно так, то все будет в порядке. А вот если не делать, если этим простым правилом пренебречь, то обязательно что-нибудь произойдет.
– Что, например?..
– Ну… будем ходить кругами… Или забредем в непролазную топь… Или прилетит ночью рукокрылый ушан и будет пить кровь…
– Какой ушан?
– Такой – черный, мохнатый…
Проще было с ней согласиться, чем выяснять. К счастью, майор умудрился захватить с собой соль, пару банок консервов, даже буханку хлеба. Когда только успел? Правда, хватило этих запасов всего на один день. Потом собирали грибы с яркими кровавыми шляпками, с пленочными оборками – жарили их на костре. А когда от грибного мяса уже начало воротить, Вета подошла к одному из круглых озер, встала на кромке воды, протянула вперед ладони, пошептала что-то неслышное – всплыли у самого берега темные рыбьи спины. Сазанов, как определил их тот же майор, можно было руками брать.
– А птиц так же можешь? Или зайцев – зайцев здесь должно быть полно…
– Могу, наверное, но не хочу.
– Почему?
– Они ведь – живые.
– А как же рыбы?
