Айзек Азимов - Установление – 1
Хардин флегматично слушал, сложив руки на коленях, а коронованный только что король Лепольд сидел в самом темном углу, съежившись и судорожно закусив свой расшитый золотом рукав. Даже солдаты потеряли бесстрастный вид, столь свойственный военному люду, и, выстроившись у двери с бластерами наготове, украдкой косились на экран.
Лефкин говорил неохотно, усталым голосом, который временами прерывался, словно ему что-то не очень вежливо подсказывали:
– Анакреонский флот… зная о своей миссии… и отказываясь участвовать… в отвратительном святотатстве… возвращается на Анакреон… объявив о следующем ультиматуме… тем богохульным грешникам… которые осмелились использовать нечестивые силы… против Установления… источника благодати… и против Галактического Духа. Немедленно прекратите войну против… истинной веры… и дайте должные гарантии флоту… представляемому нашим… жрецом-сопровождающим, Тео Апоратом… что такая война никогда в будущем… не будет возобновлена, и что… – последовала длительная пауза, затем продолжение, – и что бывший принц-регент Виенис… будет арестован… и судим церковным судом… за свои преступления. Иначе королевский флот… по возвращении на Анакреон… сметет дворец с лица земли… и примет другие меры… которые окажутся необходимыми… дабы уничтожить гнездо грешников… и логовище истребителей… душ человеческих, которые ныне там господствуют.
Голос со всхлипом оборвался, и экран погас.
Пальцы Хардина быстро коснулись атомной лампы, и ее свет померк. В полутьме недавний регент, король и солдаты превратились в туманно очерченные тени; и впервые стало видно, что Хардина окружает аура.
Это был не тот слепящий свет, который являлся прерогативой королей, но менее заметный, менее впечатляющий, и все же в своем роде более эффективный – и гораздо более полезный.
В голосе Хардина звучала мягкая ирония при обращении к тому Виенису, который часом раньше объявил его военнопленным, а Терминус – на грани уничтожения, – и который теперь был неразборчивой тенью, сломленной и безмолвной.
– Есть старая притча, – сказал Хардин, – возможно, не менее старая, чем само человечество, ибо древнейшие записи, включающие ее, являются лишь копиями других записей, еще более древних, – и она, быть может, заинтересует вас. Она начинается так:
"Конь имел могучего и опасного врага – волка, и жил в постоянном страхе за свою жизнь. В полном отчаянии он решил поискать себе сильного союзника. Поэтому он пришел к человеку и предложил ему союз, подчеркнув, что волк враждебен также и человеку. Человек сразу же принял содружество и предложил немедленно убить волка, если новый партнер поможет ему, предоставив в его распоряжение свою резвость. Конь охотно согласился и позволил человеку надеть на себя уздечку и седло. Человек оседлал коня, поскакал за волком и убил его.
Конь, радостный и воспрявший духом, поблагодарил человека и сказал: "Теперь, когда наш враг мертв, забери свои уздечку и седло, и верни мне свободу".
На что человек громко рассмеялся, ответил: "Никогда!", и как следует пришпорил коня".
Царило молчание. Тень, еще недавно бывшая Виенисом, не пошевельнулась.
Хардин спокойно продолжал:
– Как я надеюсь, вы улавливаете аналогию. В нетерпеливом желании навечно закрепить власть над своим народом короли Четырех Королевств приняли религию науки, которая сделала их божественными; но эта же религия науки стала для них уздечкой и седлом, ибо отдала жизнетворную кровь атомной энергии в руки жречества – того самого жречества, которое, заметьте, получало приказы от нас, а не от вас. Вы убили волка, но не смогли избавиться от…
Виенис вскочил на ноги; в полумраке его безумные глаза казались впадинами. Его голос был хрипл и неразборчив.
– И все же я доберусь до тебя. Ты не убежишь! Ты сгниешь здесь. Пусть они взорвут нас. Пусть они взорвут все. Ты подохнешь! Я доберусь до тебя! Солдаты! – загремел он в истерике. – Пристрелите этого дьявола. Стреляйте! Стреляйте в него!
Хардин повернулся в кресле лицом к солдатам и улыбнулся. Один из них поднял было свой атомный бластер – и опустил его. Прочие даже не шелохнулись. Сальвор Хардин, мэр Терминуса, окруженный мягкой аурой, улыбающийся столь доверительно; тот самый человек, перед которым рассыпалась в пыль вся мощь Анакреона… – это было для них слишком, что бы там ни приказывал вопящий за спиной маньяк.
Виенис невнятно закричал и бросился к ближайшему солдату. В ярости он вырвал у того из рук атомный бластер, нацелил на Хардина, который даже не пошевельнулся, и надавил на спуск.
Бледный луч натолкнулся на силовое поле, окружавшее мэра Терминуса, и был этим полем безвредно поглощен и нейтрализован. Виенис еще раз нажал на спуск и горько расхохотался.
Хардин по-прежнему улыбался. Аура силового поля стала чуть ярче, впитав в себя энергию атомного разряда. Лепольд в своем углу закрыл глаза и застонал.
С воплем отчаяния Виенис, повернув бластер, выстрелил снова – и грохнулся на пол с разнесенной в пыль головой.
Хардин, передернувшись при этом зрелище, пробормотал:
– Человек "решительных действий" – до самого конца. Последнее прибежище!
9.
Свод Времени был забит битком; забит настолько, что сидячих мест не хватило, и люди выстроились в три ряда у задней стенки.
Сальвор Хардин мысленно сравнивал это многолюдное общество с теми несколькими посвященными, которые тридцать лет назад присутствовали в момент первого появления Хари Селдона. Тогда их было лишь шестеро: пятеро старых энциклопедистов – все они уже скончались – и он сам, молодой марионеточный мэр. Именно в тот день определение "марионеточный", с помощью Йохана Ли, перестало соответствовать его должности.
Теперь все было совсем по-иному; во всех отношениях по-иному. Все члены Городского Совета ожидали появления Селдона. Сам он все еще оставался мэром, но теперь уже – всемогущим, а после полного разгрома Анакреона его популярность достигла поистине невероятных масштабов. Когда Хардин вернулся с Анакреона с вестью о смерти Виениса и подписании нового договора с трепещущим Лепольдом, он был встречен вотумом доверия, принятым с самым откровенным единодушием. Вскоре последовали подобные же договоры, подписанные с каждым из остальных трех королевств – договоры, давшие Установлению мощь, навсегда защитившую его от любых попыток нападения, аналогичного попытке Анакреона, – и тогда по каждой из улиц города Терминуса прошли в его честь факельные шествия. Даже имя Хари Селдона не приветствовалось столь шумно.
Хардин скептически улыбнулся – после первого кризиса он пользовался такой же популярностью.
