Чарльз Ю - Как выжить в НФ-вселенной
Руководитель группы подъезжает на удлиненном «линкольне». Мы дожидаемся его, стоя между местом подающего и второй базой. Отец весь на нервах, он, по-моему, чуть ли не готов перепоручить весь разговор мне — школьнику с четверкой по физике. Наш собеседник между тем приближается. Это лысеющий мужчина со строгим взглядом глубоко посаженных глаз. Галстук у него завязан безупречно симметричным широким узлом с ямочкой посередине, который ни отцу, ни мне не освоить вовек. Рубашка с отличающимися по цвету манжетами и воротником, в кармане — пластиковый чехольчик с несколькими ручками. У отца такого нет, как нет и галстука — рубашка просто застегнута на все пуговицы, — но в своих аккуратных коричневых брючках (на пару миллиметров короче, чем нужно при его росте в метр шестьдесят два) он выглядит настоящим инженером. Руководитель группы, подойдя, протягивает ему руку, мне вежливо кивает, потом, к моему удивлению, здоровается за руку и со мной.
— У нас появились кое-какие идеи, — говорит он отцу. — Кое-какие идеи по поводу вашей идеи.
И я прямо вот так вот сразу — оп-па! — понимаю, что все впустую, ничего не будет, хотя разговор по сути еще даже не начался. Я просто почувствовал это в его тоне, в позе, в изысканном галстучном узле, в его рубашке с запонками, в четкой, властной манере говорить, подчеркнуто уважительно и в то же время покровительственно, словно он делает нам одолжение — и так оно и есть. Мы стояли перед ним будто пара жалких дилетантов, которые нашли у себя на чердаке редкую монету или по чистой случайности наткнулись на докембрийское ископаемое в своем саду. Все наши планы, записи и рисунки на разлинованной зеленоватой бумаге столистовых альбомов формата А4, столько начатых-но-так-и-не-доведенных-до-конца проектов, а что в итоге? Один-единственный раз нам удалось добиться успеха, да и то лишь частично. Ну да, мы здесь, этот человек пришел послушать нас, но в общем и целом мы никто и ничто, практически полные неудачники. Наш же собеседник изобрел и запатентовал изменившую мир технологию. Не вставая из-за стола, не выходя из лаборатории, он создавал целые новые индустрии, за месяц иногда добивался большего, чем мы — почти за десять лет, отбрасывал порой более перспективные идеи, чем лучшие из тех, до которых мы способны додуматься.
— Твой отец кажется каким-то… — МИВВИ все никак не может разобраться в своих впечатлениях, и пиксели ее зрачков так же неотрывно следят за сценой перед нами, как и мои глаза.
Чего мы вообще достигли? Мы всего-навсего, действуя на уровне даже не кустарном — любительском, на уровне хобби, в результате нескольких лет кропотливого труда создали из бумаги и металла, клочок за клочком, нечто любопытное, на что можно взглянуть забавы ради. И все, и ничего больше. Чего-то действительно толкового у нас так и не получилось. Мы просто очень-очень долго бились и натолкнулись наконец на одну-единственную не совсем безынтересную идею. Так что ничего у нас не выйдет, и я подсознательно уже знаю это. Где мы — и где весь остальной мир. Так и вижу картинку — крохотные мы с отцом, огромный внешний мир и непреодолимый барьер между им и нами. Мы чересчур методичны, чересчур скрупулезны, чересчур усердны, чересчур наивны, чтобы достичь каких-либо выдающихся результатов. Нам недоступен истинный полет мысли. И так было всегда.
Наш собеседник — совсем другое дело, ему-то все доступно. Он настоящий джентльмен, в его присутствии я словно уменьшаюсь в размерах, и отец тоже, мы прямо съеживаемся на фоне его официально-вежливой доброжелательности. В его к нам расположении нет ни натянутости, ни превосходства, но явственно ощущается что-то, с чем я сталкиваюсь впервые (и скоро, в университете, узнаю гораздо лучше, когда некоторые мои сокурсники из высшего среднего класса, у которых даже простыни выглядели элегантно, компьютеры были мощнее, а неброская, хотя и очевидно дорогая одежда, небрежно сваливаемая на стул или прямо на пол, все равно смотрелась куда лучше моих отглаженных и аккуратно уложенных в полупустую тумбочку рубашек и брюк защитного цвета, когда вот эти самые сокурсники с той же нимало не наигранной, до предела серьезной доброжелательностью обращались ко мне, меня пробирало до костей. Они так непринужденно чувствовали себя здесь, в этой НФ-стране, в этом НФ-мире, и с той же непринужденностью они заговаривали со мной, интересуясь, откуда я, но не задавая вопросов о родителях. Этикет, манеры, даже политические предпочтения — все это не было для них пустым звуком, и тем не менее что-то в их поведении, чему я не мог дать названия, не мог даже осмыслить, постоянно задевало меня, пока однажды во втором семестре на занятиях по литературе я не наткнулся вдруг на фразу noblesse oblige, и тут же кровь бросилась мне в лицо, застучала в ушах и висках, я понял с опозданием в несколько лет, что тут была одна шутка, насмешка над отцом и мной, длившаяся годами). Этот человек, светило науки, он тоже говорит с нами серьезно, он — практик, он всегда знает, что делать и как себя вести. Нам с отцом не хватает решимости, уверенности в себе, готовности навязать всем и вся свои правила, через что-то переступить, помнить о своих достоинствах, а не недостатках, мы слишком мнительны, чтобы заткнуть своего внутреннего критика, редактора, соавтора, постоянно одергивающего нас, чтобы перестать сомневаться — а по плечу ли мы выбрали себе дело? Руководитель группы — наша полная противоположность, для него мир не загадка, а просто камень, который можно и нужно сдвинуть с места. Он знает, на какие рычаги, когда и с какой силой нажимать, чтобы сделать это, мы же тупо упираемся в камень без малейшего представления о точках приложения энергии, вращательном моменте, трении и прочем. Отец думает, что успех зависит исключительно от количества затраченной работы, ему совершенно невдомек, как с помощью минимальных усилий получить максимальный результат, он не в курсе, где искать секретные кнопки, потайные двери и универсальные отмычки. Он полагает, что цель, даже если она ясна, достигается путем проб и ошибок, испытаний и разочарований, годами изнурительного, бесплодного труда, долгими скитаниями по пустынным сумеркам души, пока однажды солнце не взойдет для тебя и ты не встретишь его победоносным кличем. Отец всегда начинает работу с составления бизнес-плана, пошаговой схемы действий. Сперва намечаются важнейшие этапы. Определяются ключевые области, в которых нужно вести поиск. Потом мы пытаемся разобраться с методами исследования. Все это с чистого листа, с полнейшего вакуума — мы сидим в кабинете, размышляем, смотрим то под ноги, то на потолок, обмениваемся мыслями. Так возникает придуманный нами мирок, крохотная искусственная вселенная, существующая только на бумаге и не имеющая совершенно ничего общего с реальным миром. Мы выводим для нее какие-то законы, принципы, по которым она устроена и существует, и так далее, отец что-то записывает в разграфленные клетки, перечеркивает, возвращается на несколько шагов назад, начинает все заново… Это пустота, по сути мы ничего не создаем. Настоящая Вселенная все время ускользает от нас, мы совсем немного, но все же не дотягиваем до мира, что окружает нас, мира успеха, успешных людей, умеющих обратить обстоятельства себе на пользу, мира жесткой конкуренции, жестких слов и поступков, стремительных движений и решений. Отцу не угнаться за ним, но он не понимает этого, он пытается снова и снова, годами, ему кажется, что стоит только прочитать еще одну книгу, узнать какую-то тайну, разгадать некий секрет, и мир, НФ-мир со всем, что он обещает и может дать, раскроется перед ним, перед нами и для нас.
