Уоррен Фейхи - Фрагмент
— Да, точно! — кивнул Энди.
— О чем это вы? — спросила Нелл.
Она завороженно и со страхом смотрела на ухмыляющуюся мордочку зверька. Ей казалось, куда бы она ни двинулась, вытаращенные глаза крысы, прикрепленные к стебелькам, смотрят прямо на нее.
— У большинства животных на острове глаза похожи на глаза рака-богомола, — сказал Квентин.
— И?
— А у рака-богомола глаза сложные, они имеют три зрительных полушария, — сказал Энди.
— То есть у этого рака и у всех здешних тварей тринокулярное восприятие глубины изображения! — воскликнул Квентин.
— А у нас бинокулярное, — добавил Энди.
— Да, я знаю, Энди, — заметила Нелл.
— Эти существа способны видеть один и тот же объект трижды каждым глазом. Они одним глазом ощущают трехмерность лучше, чем мы двумя, — сказал Квентин.
Квентин указал на глаз крысы и провел указательным пальцем из стороны в сторону в шести дюймах над ее головой.
— Видите, как каждый глаз медленно сканирует мою руку?
— Один повернулся вбок, а другой ходит вверх и вниз? Вот это да! — Энди восторженно рассмеялся.
— Они «зарисовывают» сведения о поляризации и цвете, словно оптическая система марсохода, только гораздо быстрее, — сказал Квентин. — Да, крыса видит нас превосходно, и блики на акриле ей нисколечко не мешают.
— И еще ее глаза производят саккадные движения, — сказал Энди и посмотрел на Нелл. — Это то, что позволяет нам читать, не производя мелких движений глаз, из-за которых зрение затуманивается.
— Эти крысы способны воспринимать в пять раз больше цветов, чем мы… Как минимум в пять, — сказал Квентин.
— Правда? — удивилась Нелл и невесело глянула на Энди.
— У людей три класса цветовых рецепторов — для восприятия зеленого, синего и красного цветов, а у этих тварей вполне может оказаться десять классов цветовых рецепторов, — ответил Квентин.
— Представьте только, какой они увидели бы рождественскую елку! — проговорил Квентин и указал за окно на обглоданные остатки норфолкской сосны — одного из растений, отданных на растерзание рою летучих насекомых.
Громко сработала сигнализация. Люк в дальней стене лаборатории открылся, и вошел главный инженер команды НАСА Джедедия Бриггс, закрыв люк за собой. Это был высокий, атлетического сложения мужчина, с подбородком как у Керка Дугласа. Он был суров, и все его немного побаивались.
— Эта секция лаборатории снаружи покрылась коркой всякий дряни толщиной в три фута, — оповестил всех Бриггс. — И мы только что начали регистрировать медленное падение давления. Пора эвакуировать первую секцию, мальчики и девочки!
— Сколько дистанционных устройств у нас остается, Отто? — спросила Нелл.
— Шестьдесят восемь из девяноста четырех, хранящихся под первой секцией, — ответил Отто.
— Ты можешь управлять ими из любой секции лаборатории?
— Да! — подумав секунду, сказал он.
— Хорошо. Давайте перенесем наш оперативный штаб в четвертую секцию, — распорядилась Нелл и посмотрела на Бриггса. — И пока есть возможность, будем также пользоваться второй и третьей секциями. Как вы на это смотрите?
— Ладно, — кивнул Бриггс. — А теперь приказ: убирайтесь отсюда поскорее. Шевелите задницами! — гаркнул Бриггс. — Это, скажем так, приказ!
Все принялись в спешном порядке собирать ноутбуки и все остальное, что можно было унести с собой, и заторопились к дальнему люку, откуда лестница вела наверх во вторую секцию.
20.10
На борту «Трезубца» подали ужин: консервированный картофель, мандариновый салат и жареных раков-богомолов, которых кок самолично выловил сетью прошлой ночью.
Зеро, сидя в шезлонге на верхней палубе, методично пережевывал сочное рачье мясо, любуясь звездным небом. На коленях у него лежала опустошенная тарелка.
— Ты же сам хочешь это сделать, — послышался укоризненный голос.
— Понятия не имею, о чем ты говоришь, Синтия, — ответил Зеро и со вздохом откинулся на спинку шезлонга.
— Ты не можешь упустить такой шанс.
— Может быть, — сказал Зеро.
— Я предложила тебе половину бабок, черт побери! Чего тебе еще?
— Ты говори, говори, дорогуша, — ухмыльнулся Зеро.
Данте свирепо посмотрел на развалившегося в шезлонге Зеро и удалился к лестнице, ведущей вниз.
21.31
За иллюминатором каюты луна освещала маленькую бухточку. Данте собирал снаряжение.
Он решил взять с собой минимальный набор: костюм «Черный алмаз», зацепки, крепления, блоки, зажимы, карабины.
Затем он связал между собой шесть шестидесятиметровых мотков альпинистской веревки «Эдельвейс» для одиночного восхождения. Проверил, нормально ли работают камера «Вояджер лайт» и ранец-передатчик. Камеру и ранец он украл из кладовой «Морской жизни». Насколько он мог судить, оборудование было в полном порядке. Заряд в батарейках был почти полный. Режим ночного видения работал исправно. Кнопка включения передатчика находилась на ранце сбоку, до нее было легко дотянуться.
Ранец-передатчик, а также веревку и все страховочное снаряжение Данте уложил в продолговатую водонепроницаемую сумку длиной пять футов. Затем он взял доску для серфинга. Ее он прихватил, чтобы доставить снаряжение на берег незаметно для военного радара.
Полная луна стояла прямо над головой у Данте, когда он бесшумно соскользнул в море с кормы рядом с большим «Зодиаком». Сумку со снаряжением он положил на доску. Оказавшись в прохладной воде, Данте надел ласты и поплыл к берегу на волнах прилива, стараясь беречь мышцы ног.
21.32
Нелл стояла у окна в четвертой секции и смотрела на раскинувшиеся по полю блестящие плети грейзеров, выбиравшихся попастись ночью на залитое луной поле. Она пыталась понять, какой симбионт мог так изменить свой химизм, что употреблял в пищу такие разные вещества. Она задумчиво потерла лоб и зажмурилась. Этот вопрос не давал ей покоя.
Энди пытливо посмотрел на Нелл.
— О чем ты думаешь? — спросил он.
— Это не лишайник.
— Допустим. Что же это?
— Точно не знаю. Самая высокая скорость роста лишайника — один-два сантиметра в год. А эта растительность в росте обгоняет бамбук. Геометрическая картина роста напоминает эдиакарские окаменелости[27] — весьма примитивные организации одноклеточных микроорганизмов. Но что бы это ни было, судя по всему, это является основанием здешней пищевой цепочки.
— Если не лишайник, то что же это тогда?
— Давай назовем это растение клевером. У клевера фотосинтез происходит днем, а ночью он высасывает из почвы питательные вещества — а эти существа выходят пастись ночью и поедают клевер. Может быть, они предпочитают те минералы, которые клевер накапливает ночью, а может, они не любят хлорофилл… Нам известно, что некоторые зеленые водоросли в ванночках для птиц приобретают красный цвет, чтобы защититься от излишней освещенности и солености… но на изменение цвета уходит несколько дней…