Роберт Хайнлайн - Миры Роберта Хайнлайна. Книга 10
Кроме того, Джубала интриговала идея подразнить сильных мира сего. В его душе глубоко сидел сильнейший заряд анархизма того сорта, что свойствен всякому американцу с первого дня рождения. Восстать против планов правительства — эта мысль придавала его существованию ту пикантность, которой он был лишен чуть ли не целое столетие.
Глава 11
Вокруг незначительной звезды типа «G», на задворках второстепенной Галактики, планеты вращались точно так же, как вращались уже миллиарды лет в согласии с модификацией универсального закона о кратности квадратов, формирующего пространство Вселенной. Четыре были приличных для планет размеров, то есть достаточно заметны, а остальные — просто песчинки, прячущиеся либо в складках солнечной короны, либо затерянные во мгле космоса.
Все они, как и полагалось, были заражены той странной формой нарушения энтропии, которая именуется Жизнью. На Третьей и Четвертой планетах температуры на поверхности колебались около точки замерзания окиси водорода, вследствие чего здесь зародилась жизнь, весьма сходная по формам, что создавало предпосылки для развития некоторых, в том числе социальных, контактов.
Древнюю расу марсиан, живших на четвертой от Солнца планете, контакт с Землей мало волновал. Их нимфы радостно резвились на поверхности, учась жить, в результате чего восемь из десяти нимф погибали. Взрослые марсиане резко отличались от нимф по форме и степени разумности. Они жили в своих сказочно изящных городах и были в той же степени исполнены спокойствия и выдержки, в какой нимфы — жизнерадостны и подвижны. Взрослые жили напряженной интеллектуальной жизнью.
Конечно, взрослые марсиане не были свободны от работы, если понимать это слово в том смысле, который вкладывают в него люди. У них была планета, за которую они отвечали; были растения, которым надо было указывать, где и когда расти; были нимфы, прошедшие испытания на выживаемость, которых надо было собирать вместе, ухаживать за ними и оплодотворять. Полученные в результате этого процесса яйца надо было тщательно лелеять, нужно было отдавать много времени их созерцанию, дабы поощрять правильное созревание; надо было уговаривать выполнивших свой долг нимф бросить заниматься глупостями и перевоплотиться во взрослые марсианские особи.
Все это были дела, но на Марсе они формировали Большую Жизнь еще в меньшей степени, чем формируют у человека, руководящего всемирной промышленной компанией, ежедневные прогулки со своей собакой (хотя существа с Арктура III расценили бы подобные прогулки как самое важное событие в жизни крупного капиталиста, посчитав этого человека за раба собаки).
И марсиане, и люди были жизненными формами, способными к самосозерцанию, но этот процесс пошел у них в разных направлениях. Все поведение людей, все мотивы этого поведения, все надежды и страхи человечества были окрашены и контролировались трагическим и странно привлекательным способом размножения. Примерно то же самое было и на Марсе, но с зеркально противоположными результатами. У марсиан биполярная половая структура, характерная для этой части Галактики, вылилась в столь отличную от Земли форму, что понятие «секс» имело здесь чисто биологический смысл и ни в коей мере не было эквивалентно тому смыслу, который вкладывает в это понятие земной психиатр. Марсианские нимфы были женскими особями, взрослые марсиане — мужскими.
Но каждый пол различался лишь функционально, а не психологически. Та полярность «мужчина — женщина», которая определяла весь характер жизни людей, на Марсе просто отсутствовала. Брак как таковой здесь был невозможен. Взрослые марсиане были огромны, и первым людям на Марсе они больше всего напоминали ледоколы под парусом. Физически они были пассивны, интеллектуально — активны. Нимфы же представляли собой жирные, покрытые шерстью сферические тела, полные неуемной и бездумной энергии.
Параллель между основами психологии людей и марсиан отсутствовала. У людей двуполость была источником единения и движущей силой, определяющей всю деятельность человека — от написания сонетов до открытия уравнений атомной физики. Если кто-либо предполагает, что земные психологи преувеличивают силу половой биполярности, пусть он обыщет земные патентные конторы, библиотеки и картинные галереи и найдет там хоть одно произведение, принадлежащее евнуху.
Марсиане, движимые иными, чем у людей, побудительными причинами, почти не обратили внимания ни на «Посланец», ни на «Победитель». Эти события для них были слишком недавними, чтобы сыграть значительную роль: ведь если бы марсиане пользовались газетами, им вполне хватало бы одного выпуска в земное столетие. В контактах с другими расами для марсиан тоже ничего нового не было. Это случалось раньше и будет происходить в будущем. Когда марсиане полностью грокк новую для них расу (а на это уходило по земным меркам не менее тысячелетия), то, если в том была необходимость, они начинали действовать.
В данное время на Марсе имели место гораздо более важные события. Поэтому умершие во плоти Старейшие, особо не раздумывая, решили послать своего человеческого согнездника на Третью планету, чтобы он там грокк, что сможет, а сами обратились к своим собственным важным проблемам.
Незадолго до этого — примерно в те времена, когда на Земле жил Цезарь Август, — некий марсианский художник занялся созданием великого творения. Его можно назвать как угодно — поэмой, музыкальным опусом, философским трактатом. В общем, это был ряд эмоциональных переходов, аранжированных в трагико-логическую необходимость. Поскольку люди могли бы оценить это произведение примерно так же, как слепой от рождения может понять что-то из устного описания заката, то к какому виду искусства это произведение относилось — совершенно неважно. Важно другое, — художник расстался со своей плотью до того, как закончил свое произведение.
Неожиданная потеря плоти — явление на Марсе очень редкое. Марсиане в этих делах любят, чтобы жизнь тела была «завершена», то есть чтобы смерть плоти наступила бы в точно предназначенный для этого момент. Художник же так увлекся своей работой, что забыл вовремя укрыться от холода. Когда его отсутствие было замечено, тело художника уже не годилось для еды. Сам же он даже не заметил гибели своей плоти и продолжал трудиться над завершением начатого опуса.
Марсианское искусство распадается на две ветви: то, которое разрабатывается ныне живущими взрослыми, — оно отличается жизненностью, часто весьма радикально и несколько примитивно; и то, которое практикуется Старейшими, — обычно консервативное, очень усложненное и насыщенное интереснейшими и изысканнейшими техническими решениями. Обе ветви оцениваются только по отдельности.
