Роберт Хайнлайн - Миры Роберта Хайнлайна. Книга 10
Но они молча надвигались на него. Робот метнулся в сторону. Анни схватила Харшоу за ноги, Мириам и Доркас досталось по руке. Французское окно распахнулось само собой. Визжащего Харшоу унесли.
Вопль заглушило громким всплеском.
Девушки вернулись. Они казались совершенно спокойными. Мириам села на свое место и обратилась к Джилл:
— Хочешь еще салата, Джилл?
Вернулся Харшоу в пижаме и халате вместо вечернего костюма. Робот, прикрывший его тарелку стеклянным колпаком, когда Харшоу вынесли из столовой, снял колпак. Джубал приступил к еде.
— Как я уже говорил, — заметил Харшоу, — женщины, которые не умеют готовить, ничего не стоят. Если меня не будут кормить, как надо, я скормлю вас собакам, а потом пристрелю собак. Что у нас на десерт, Мириам?
— Клубничный торт.
— Ну это еще куда ни шло! Приведение приговора в исполнение откладывается до среды.
После ужина Джилл отправилась в гостиную, надеясь посмотреть передачу новостей по стереовизору и узнать, не уделено ли там внимания ее собственной персоне. В гостиной не оказалось ни экрана и ничего такого, что могло бы быть закамуфлированным «ящиком». Подумав, она сообразила, что вообще не видела здесь ничего похожего. Не видела она и газет, хотя книг и журналов было полно.
Никто к ней не присоединился. Она не знала, который час. Ее часы остались наверху. Она пошарила взглядом по стенам в поисках настенных часов. Не нашла их, и тут в ее памяти всплыло, что она вообще не видела здесь ни часов, ни календарей. Тогда Джилл решила, что с тем же успехом можно отправляться в постель. Одна стена была заставлена полками с книгами и кассетами. Джилл взяла кассету со сказками Киплинга и, весело напевая, побежала наверх.
Кровать в ее комнате была, должно быть, из завтрашнего дня. Она имела приспособления для автомассажа, кофеварку, климатизатор, читальную машину и много чего еще. Не было только будильника. Джилл решила, что не проспит, вложила пленку в аппарат, легла на спину и стала читать бегущие по потолку строчки. Вскоре ее пальцы соскользнули с контрольной клавиши, свет погас… Джилл уснула.
Джубал Харшоу никак не мог уснуть. Он был крайне недоволен собой. Его чувство любопытства уже давно атрофировалось, а реакции притупились. Почти полстолетия назад он дал, казалось, нерушимую клятву никогда больше не подбирать бездомных котят, и вот теперь, по соизволению Венеры любвеобильной, разом подобрал двух… нет, трех, если считать Бена Какстона.
То, что он уже нарушал клятву больше раз, чем она насчитывала лет, его не беспокоило. Логика никогда не надевала на его ум своих пут. Не беспокоило и появление под крышей его дома двух новых постояльцев. Мелочная скупость не была свойственна натуре Джубала. На протяжении почти ста лет своей бурной жизни он много раз разорялся, но неоднократно становился еще более богатым, чем был сейчас. Он смотрел на это так же спокойно, как на изменения погоды, и никогда не опускался до того, чтобы пересчитывать сдачу.
Однако перспектива переполоха, который, без сомнения, последует за тем, как ищейки схватят этих детишек, раздражала Джубала. Он считал, что их поимка неотвратима. Эта наивная девочка Джилл оставила за собой следов не меньше, чем хромая корова!
И до каких пор люди будут ломиться в его священное убежище, предъявляя требования?.. До каких пор ему придется принимать решения и переходить к действиям? Он был убежден, что действие всегда бессмысленно, и поэтому перспектива необходимости совершать поступки злила его.
Естественно, он не ожидал от людей осмысленного поведения. Большинство людей вообще кандидаты на пребывание в сумасшедшем доме. Как бы он хотел, чтобы его оставили в покое! Все… кроме тех немногих, которых он выбрал себе в товарищи по играм. Он был уверен, что, если бы его предоставили самому себе, он давно достиг бы нирваны. Любовался бы на свой пуп и даже исчезал бы с глаз других людей, как это делают индусские фокусники. Неужели так трудно оставить человека одного?
Около полуночи он отложил в сторону свою двадцать седьмую сигарету и зажег свет. Потом заорал в микрофон:
— Первая!!!
Вошла Доркас в халате и ночных тапочках. Она зевнула:
— Да, босс?
— Доркас, последние двадцать или тридцать лет я прожил, как последний паразит!
Она снова зевнула.
— А кто же этого не знает?
— Нечего мне льстить! В жизни каждого человека рано или поздно наступает момент, когда он перестает быть разумным, и тогда он поднимается во весь рост и становится мужчиной, с которым считаются все; наступает момент идти сражаться за Свободу и побеждать Зло.
— У-а-а-а!
— Поэтому немедленно прекрати зевать! Время настало!
Она взглянула на свои ноги.
— Может, мне лучше одеться?
— Конечно! Подними остальных девиц! Мы немедленно займемся делами. Вылей ушат воды на Дьюка и вели ему стереть пыль с балаболки и принести ее в кабинет. Мне нужны новости.
Доркас не поверила своим ушам:
— Вам нужен стереовизор?!
— Я разве неясно выразился? Вели Дьюку, если аппарат неисправен, немедленно встать и отправиться на поиски другого. А теперь — сгинь! Нам предстоит историческая ночь!!!
— Хорошо, — сказала Доркас с сомнением, — но сначала мы измерим вам температуру.
— Молчи, женщина!
Дьюк притащил «ящик» как раз вовремя, чтобы Джубал смог увидеть повторную трансляцию второго фальсифицированного интервью с «Человеком с Марса». Комментарий включал слух о предполагаемом переезде Смита в Анды. Джубал сложил два и два, после чего начал обзванивать своих знакомых, что продолжалось до самого утра.
На рассвете Доркас принесла ему завтрак — шесть яиц, взбитых с коньяком. Он проглотил их, размышляя о преимуществах долголетия, дающего возможность быть знакомым почти со всеми сколько-нибудь именитыми людьми и даже звонить им в любое время дня и ночи.
Харшоу готовил бомбу, но не хотел ее взрывать до тех пор, пока сильные мира сего не заставят его это сделать. Он понимал, что правительство захочет немедленно изолировать Смита на том основании, что тот некомпетентен и не может здраво оценивать действительность.
Предварительный диагноз Джубала был таков: Смит, по всем меркам, безумец с юридической точки зрения, и психопат — с медицинской. Он жертва уникального и невиданного ситуационного психоза, развившегося, во-первых, потому что взращен негуманоидами, а во-вторых, так как недавно был перенесен в другое, чуждое ему общество.
Но Джубал презирал и юридические представления о безумии, и медицинские о психопатии; они для него значения не имели. Это человеческое существо претерпело глубокую и, видимо, успешную адаптацию к нечеловеческому обществу в том возрасте, когда психология ребенка особенно податлива. Так не мог бы Смит уже взрослым, обладающим установившимися привычками и стереотипами, пережить еще одну адаптацию, которая, конечно, будет протекать гораздо сложнее в этом возрасте? Доктор Харшоу был намерен выяснить это. Это был первый случай на протяжении нескольких десятилетий, когда он действительно заинтересовался чем-то из области практической медицины.
