Дмитрий Янковский - Властелин вероятности
– Маркс все чересчур упростил. – Сергей покачал головой. – Далеко не вся реальность дана нам в ощущениях. Пульсары, квазары, молекулы, атомы… Нам приходится создавать приборы, которые переводят все это в доступные нам ощущения. Чаще всего в зрительные.
Анечка вспомнила, как выглядит мир через окуляры эфирного детектора, затем подобрала скомканный самолетик и начала его расправлять.
– Мир ведь бесконечен, – продолжал Сергей. – Наверняка есть нечто, чего мы не можем увидеть лишь потому, что у нас нет соответствующих приборов. Мы привыкли доверять лишь зрению, но мне это не кажется правильным. Иногда нужно доверяться другим ощущениям, и правильность осознания придет сама. Похоже, древние умели это делать. А мы разучились.
Анечка сложила самолетик по старым сгибам. Он получился лохматым и потрепанным. Она уже готова была снова его запустить, когда Сергей вдруг увидел на крыле отсвеченные небом короткие строчки.
– Постой-ка! Там что-то написано. – Он успел выхватить самолетик, развернул его и прочел вслух:
Сквозь сваи и свалки
Звенят трамваи,
Свиваются рельсы
В прическу Горгоны.
Пугаются ржаво на стыках вагоны,
И я не могу
Отыскать названия,
И я не могу
Понять закона.
Я этот город держу в ладонях,
Липкий пятак или липкие листья
Липы притихшей. В мареве знойном
Гонит меня в отупении полдня
Призрак, похожий лицом на выстрел.
Током ударит озноб от мысли —
Все уже было.
Тысячу лет,
Сквозь сваи и свалки,
Ржавый трамвай пробивает дорогу.
Тысячу лет
Ковыляет вразвалку
В черном пальто идиот одноногий.
Тысячу лет
Он идет вдоль забора
И собирает репьи на медали.
Тысячу лет
Усмехается ворон.
Тысячу лет
Я еду в трамвае.
Слова завораживали, создавая странное ощущение близкого открытия. Трамваи медленно ползли по блестящим путям.
– Надо же! – воскликнул Сергей. – Кто-то послал нам письмо. Зачем? Почему? Что он такое почувствовал, из-за чего не смог удержаться?
– А может быть – просто? Случайно? – вздохнула Анечка.
Ветер рванул край платья.
– Нет, – покачал головой Сергей, опершись об узенькие перила ограждения крыши. – Это нам принес ветер. Такое можно было написать только на такой же крыше. Именно в таком месте мне пришла в голову мысль, что в движении трамваев есть какой-то непонятный закон. Я чувствую это, но понять не могу. Как будто в нашем мире два закона, один из которых питает знание, а другой веру. Мы верим в то, что жизнь родилась и развивается по воле бога, но знаем, что это лишь слепая нить эволюции. Верим в существование инопланетян, но знаем – их нет. Мы придумываем в книгах межзвездные корабли, зная, что скорость света преодолеть невозможно. У нас есть предания о магах, драконах и древних богах, но мы знаем, что их не бывает. Почему так? Словно память человечества и память личности имеют совершенно разный источник, словно когда-то мы жили в совершенно другом мире с совершенно другими законами.
Анечка почувствовала усиливающуюся тревогу, но объяснить ее себе не смогла. Почти в тот же миг перила ограждения лопнули, со скрипом выпятились за пределы крыши и рухнули вниз.
Сергей еле успел отскочить от края.
– Ни фига себе! – шепнула Анечка, втянув голову в плечи.
Секунда пронзительной тишины замерла в воздухе, и ограждение с лязгом рухнуло. Во дворе кто-то перепуганно завизжал.
– Господи, – прошептала Анечка. – Мы никого не убили?
Кричали что-то про новую машину и проклятых наркоманов на крыше. Дрожа от страха, Анечка ухватилась за надежный с виду кровельный лист и посмотрела во двор. Внизу стоял джип «Шевроле», изуродованный рухнувшим фрагментом решетки, а вокруг него бегала расфуфыренная хозяйка, визжала и грозила кулаком в небо. Из подъезда выскочил толстый мужик и принялся орать не менее истерическим голосом..
– Надо сматываться. – Сергей потянул девушку за руку. – Пойдем. А то вряд ли нам удастся доказать свою непричастность.
– Да уж! – вздохнула Анечка.
Они спустились на пыльный чердак и бегом направились в дальнее крыло дома, перепрыгивая через доски, коробки и пустые ржавые банки из-под масляной краски. Вдруг Анечка остановилась и, взвизгнув, стала отирать с лица что-то невидимое.
– Паутина! – выговорила она наконец.
– Что? – рассмеялся Сергей. – Ты паутины боишься?
Он помог ей снять с лица липкую гадость.
– Терпеть не могу! – по голым рукам Анечки пробежала волна мурашек. – Ее же пауки плетут! Бр-р-р-р! Фу, даже думать не хочется.
– Понятно, – Сергей снова потянул ее за руку. – Арахнофобия. Бежим скорее, а то сейчас тут появится разъяренная парочка с бейсбольными битами. Это будет похуже пауков.
Анечка побежала следом за ним.
– Хуже пауков ничего нет, – буркнула она на бегу. – Даже бейсбольные биты лучше!
Они добежали до конца чердака, и Сергей рванул на себя люк в полу. Внизу звякнуло, что-то упало на бетонный пол, и люк распахнулся.
– Лестницы нет. Как же я слезу-то? – Анечка жалобно посмотрела на Сергея.
– Бывает, – усмехнулся Сергей и солдатиком прыгнул в люк. – Прыгай, я ловлю.
– Высоко! – Анечка неуверенно глянула вниз.
– Это только кажется. Не бойся.
– Я не высоты боюсь, а тебе по голове коленом попасть.
– Забудь. Представь, что прыгаешь с садовой скамейки.
Анечка закрыла глаза и прыгнула. Внутри все замерло на краткий миг полета, и тут же крепкие руки ухватили ее за талию. По коже пробежала теплая волна от короткой близости тел.
– Оп! – выдохнул возле уха Сергей.
Пол упруго ударил в ноги.
– Видишь, ничего страшного. Все, бежать больше не надо, спокойненько спускаемся и идем дальше.
Он внимательно глянул ей в глаза, медля отпустить руки. А она медлила отстраниться.
– С тобой все в порядке? – шепнул Сергей.
– Да, – улыбнулась она. – Только сейчас я почувствовала, как сильно перепугалась.
Они прислушались – на лестнице было тихо. Стараясь не шуметь, пошли вниз.
Подъезд выходил прямо на линию, редкие в этот час машины светили фарами в сумерках белой ночи. Напротив два фонаря подсвечивали пятнами желтого света пластиковую вывеску над магазином: «Окна. Аквариумы. Зеркала».
С проспекта донесся вой милицейской сирены. Анечка вздрогнула, но Сергей крепче сжал ее ладонь.
