Карл Глоух - Заколдованная земля
Молча и нахмурившись осматривали они меня. Слышалось ворчание, в котором чаще всего раздавалось слово «могак». Но охотники не занимались мной долго. Скоро они равнодушно разошлись.
Но вот опять кто-то приближается ко мне. Идет быстро и с мягкими движениями. Это молодая женщина.
Она эластична и стройна. Ее бронзовое тело, закутанное в черный мех, гибко, как тело хищного зверя. Надетое на нежную шею ожерелье из конских зубов и обломков нефрита, нанизанных на оленью жилу, издает треск при каждом ее движении. Ее левое плечо татуировано рядом черных точек. Длинные иссиня-черные волосы в диком беспорядке спадают на низкий лоб и на молодую бронзовую грудь.
Чисто женским движением отбрасывает она с горящих глаз пряди жестких кудрей. Я вижу лицо, которое, к моему удивлению, улыбается.
Ее глазные впадины меньшей величины; скулы выступают не так сильно; раковины ушей прилегают к голове и нежны; волосы на лице подобны легкому золотистому румянцу; зубы иссиня-белые. Я хорошо вижу их, так как девушка смеется. До сих пор я еще не видел улыбки у жителей этой страны; не видел я ее и после ни у кого, кроме детей.
Тепло этой неожиданной улыбки согрело меня.
Я тоже улыбнулся и невольно посмотрел на своих сторожей. Но те не обращали на нас внимания. Один из них испытывал пальцем острее стрелы, другой уселся на камень и, казалось, дремал.
Девушка склонилась надо мною. Поток непонятных звуков полился из ее широкого улыбающегося рта.
Речь странная, как я уже говорил, произносимая как будто с напряжением. Когда я прислушался, мне показалось, что в ней слышится подражание звукам природы: шуму и стону ветра, голосам зверей, журчанию воды, треску огня.
«Mo-гак! Mo-гак!»— Повторяло дикое создание.
И тут же я вспомнил слово, — слово, которое знакомым звуком ударило по слуху, — «Каманак!»— загадочное название в письме Алексея Платоновича.
В голове моей закружились сотни странных мыслей. Здесь я на пороге разгадки тайны. Я поднялся на локоть и сказал, стараясь подражать странному акценту ее речи:
«Р-тору! Р-тору!»
Она развела рутами от удивления и громко засмеялась, почти без-устали повторяя: «Р-тору! Р-тору!..»
При этом она начала ходить кругом, подражая тяжелой ходьбе и показывая с таким искусством качающийся и свертывающийся хобот, что я вскрикнул от удивления.
«Но ведь это мамонт! Это мамонт!» — И опустился на свои носилки. Мое болезненное движение обратило внимание смеющейся девушки на то, что я ранен.
Она снова наклонилась надо мною и моментально угадала поранение колена. Нахмурившись, она погрузилась на несколько времени в размышление.
Мне было любопытно, что она придумает. Но она тотчас же вернулась к прежнему беззаботно веселому состоянию.
Показывая на себя, она повторила несколько раз: «Каму! Каму!» пока я не понял, что этим именем она называет себя.
Тогда я, оглядываясь кругом, как бы ища какой-то предмет, с ударением выговорил мистическое слово, которое так пугало нас в наших снах:
«Каманак».
Каму поняла. Она развела свои бронзовые руки, описала ими круг, показала в туман во всех направлениях, а потом очень торжественным движением коснулась земли.
И я понял, что первобытное племя диких охотников так называет эту заколдованную страну.
XXIII.
Хотя люди этой страны находятся на очень низкой ступени человеческой культуры, том не менее, речь их, кроме какого-то особенного напряжения при произношении, при всей своей примитивности, далека от криков животных. Очевидно, что, хотя тут и имеются признаки неандертальской расы, но все же жители Каманака стоят в своем развитии ступенью выше.
Каму охотно продолжала бы взаимные объяснения, если бы высокий троглодит, одетый в черный мех, какой я несколько раз уже видел здесь, не помешал нам.
Троглодит этот имел такое волосатое лицо, что только два раскаленных угля его глаз светились оттуда. Он молча дал знак; носилки поднялись, и мы вошли в пещеру. Каму шла около меня.
Ручей вытекал из пещеры, оставляя лишь узкую полоску для прохода. Когда мы вошли, нас охватил тусклый полумрак. Здесь было тихо, безветрено, тепло. Пещера тянулась вглубь, выбитая водой в черном миоценовом песчанике.
Процессия двигалась по мягкому красному песку. Свет огня делал стены кроваво-красными. Под сводами ее стлались облака дыма. Свод этот постепенно повышался. Коридор расширялся в просторный зал с высоким потолком. Источник пропадал где-то в стороне, в глубокой и узкой расщелине между камнями.
Кругом костров сидели здесь группы диких нагих фигур. Они жарили мясо, испускавшее острый запах. Одни из них обивали куски кремня. Другие выскабливали кожу каменными скребками. Женщины, и старые и молодые, носили топливо; старые имели ужасный вид. Их поседевшая шерсть, лохматые волосы, отвислые груди и звериные, обезображенные возрастом лица, — все это придавало им вид призраков. Голые ребятишки с криком бегали друг за другом и дрались.
Я молча осматривал это местопребывание троглодитов, когда мои носильщики проходили мимо многочисленных углублений, небольших боковых пещер, где на сухой траве, мху или шкурах, скрючившись, спали едва различаемые в полумраке человекоподобные существа.
Дети, как только увидели нас, перестали драться и сбежались с громким криком. Они стали скакать кругом нас, как грязные чертенята, смело ощупывая меня и храбро размахивая предо мною небольшими молотками и копьями, которые сделали для них старики. Вскоре образовалась из них целая процессия.
Каму никак не могла отогнать этих назойливых зверенышей. Шутя она трепала их за волосы так, что они издавали пронзительные крики, или угощала их такими хорошими шлепками, что спина у них гудела.
Так прошли мы через все обширное пространство пещеры, пока не подошли к отверстию нового коридора, ведшего в недра скалы.
На пороге этого коридора дети, охваченные каким-то страхом, совершенно покинули нас. Через несколько шагов осталась сзади и Каму.
Мрак поглотил нас, но теперь мы направлялись к огненной точке, появившейся в глубине скалы. Песок тихо хрустел под ногами носильщиков. Потом я увидел небольшой огонек и неясную фигуру, сидевшую около него.
Носилки были положены около самого костра. Оба носильщика молча и с непонятной поспешностью отошли в сторону.
Я пытался пронизать взглядом царивший полумрак. Так длилось две-три секунды, и потом я увидел какой-то ужасный призрак. Он сидел здесь, наклонившись, неподвижно, как бы оцепенелый.
Это был старый-престарый дед, побелевший от старости; сильно всклокоченные волосы и борода заставляли только предполагать о звериных чертах его лица. Его обнаженное тело было подобно скелету, обтянутому пергаментной кожей; весь он был сморщенный, маленький.
