Айзек Азимов - Миры Айзека Азимова. Книга 10
— Некоторые слова вульгарны, некоторые неподходящи, другие в какой-то ситуации могут оказаться жестокими. К каким из них относится слово, которое я произнес?
— Это слово печальное и торжественное. Оно обозначает планету, являющуюся прародиной для всех нас и более не существующую. Это трагично, и мы чувствуем это особенно, потому что она недалеко от нас. Мы предпочитаем не говорить о ней, а если вынуждены говорить, не произносим ее названия.
— А перекрещивание пальцев? Это что — облегчает боль и печаль?
Лайзалор вспыхнула.
— Это бессознательная реакция, и я не скажу тебе спасибо за то, что ты принудил меня к ней. Есть люди, которые верят, что это слово, даже произнесенное мысленно, приносит несчастье, а этим жестом они отводят его.
— Ты тоже веришь, что скрещивание пальцев помогает избежать несчастья?
— Нет… Или да, иногда. Мне будет не по себе, если я не сделаю этого. — Она отвела взгляд. Потом, словно стремясь сменить тему, быстро спросила: — И какое же значение имеет эта черноволосая женщина для успеха вашей миссии — достижения… той планеты, которую ты упомянул?
— Говори «Старейшей». Или ты предпочитаешь не говорить о ней даже так?
— Я предпочла бы не обсуждать это совсем, но я задала тебе вопрос.
— Видишь ли, у ее народа есть кое-какие традиции, которые, как она говорит, являются ключом к пониманию Старейшей, но только если мы доберемся до нее и сможем изучить тамошние записи.
— Она лжет.
— Возможно, но мы обязаны проверить это.
— Хорошо, у вас есть эта женщина с ее проблематичными, на мой взгляд, знаниями, и вы хотите попасть на Старейшую с ней. Почему вы очутились на Компореллоне?
— Для того, чтобы узнать местоположение Старейшей. У меня был один приятель… он, как и я, гражданин Академии. Предки его, однако, происходили с Компореллона, и он уверял, что многое из истории Старейшей было хорошо известно здесь.
— Неужели? А рассказывал он тебе что-нибудь из этой истории?
— Да, — сказал Тревайз, вновь возвращаясь к честности. — Он сказал, что Старейшая — мертвая планета с сильнейшей радиацией. Он не знал, откуда она взялась, но думал, что это могло быть результатом ядерных взрывов. Во время войны, вероятно.
— Нет! — воскликнула Лайзалор импульсивно.
— Нет — войны не было? Или нет — Старейшая не радиоактивна?
— Она радиоактивна, но войны никакой не было.
— Тогда как же она стала такой? Она не могла быть радиоактивна изначально, так как жизнь людей началась на Старейшей. В этом случае на ней никогда не смогла бы возникнуть жизнь.
Казалось, Лайзалор впала в замешательство. Она стояла, выпрямившись, и глубоко дышала, словно ей не хватало воздуха.
— Это в наказание, — сказала она наконец. — На этой планете пользовались роботами. Ты знаешь, что такое роботы?
— Да.
— У людей там были роботы, и за это они были наказаны. Каждый мир, имевший роботов, наказан и больше не существует.
— Кто наказал их, Лайзалор?
— Тот-Кто-Наказывает. Силы истории. Я не знаю, — она отвела взгляд, словно чувствуя себя неловко, затем тихо проговорила: — Спроси других.
— Я бы хотел, но кого я должен спросить? Есть ли на Компореллоне люди, которые изучают древнюю историю?
— Есть. Они не популярны среди нас — средних компореллонцев. Но Академия, ваша Академия, призывает к интеллектуальной свободе, как они это называют.
— Неплохой призыв, на мой взгляд, — заметил Тревайз.
— Все плохо, что навязывается извне, — парировала Лайзалор.
Тревайз пожал плечами. Спорить не имело смысла.
— Мой друг доктор Пелорат изучает древнюю историю. Он был бы рад, я уверен, познакомиться со своими компореллонскими коллегами. Можешь устроить, Лайзалор?
— Есть такой историк, Бэзил Дениадор. Он работает в Университете, здесь, в городе, — кивнула она. — Он уже не преподает, но, возможно, сумеет тебе помочь.
— А почему он не преподает?
— Не то чтобы ему запрещают, просто студенты не хотят изучать его курс.
— Я полагаю, — сказал Тревайз, стараясь, чтобы в его словах не прозвучал сарказм, — что студентов подбивают не изучать его.
— Зачем он им нужен? Он скептик. У нас такие попадаются, знаешь ли. Гордецы, противопоставляющие свой образ мыслей общепринятому, высокомерные, думают, что только они правы, а все остальные ошибаются.
— Разве не может быть так, что они действительно правы кое в чем?
— Никогда! — огрызнулась Лайзалор с такой твердой уверенностью, что стало ясно: дальше спорить — пустое дело. — Но, несмотря на весь свой скептицизм, он будет вынужден сказать тебе то же самое, что и любой компореллонец.
— И что же?
— А то, что, если ты ищешь Старейшую, ты не найдешь ее.
24
Пелорат задумчиво выслушал Тревайза, при этом его вытянутое серьезное лицо оставалось бесстрастным. И лишь после того, как Тревайз закончил, он сказал:
— Бэзил Дениадор? Что-то не припомню. Правда, возможно, вернувшись на корабль, я смогу найти его статьи в моей библиотеке.
— Ты уверен, что не слышал о нем? Подумай!
— Нет, не слышал. По крайней мере, сейчас вспомнить не могу, но, вообще говоря, дружочек дорогой, существуют сотни достойных уважения ученых, о которых я и слыхом не слыхивал, а если слышал, то не могу вспомнить.
— Значит, он не из разряда светил, иначе ты бы знал о нем.
— Изучение Земли…
— Лучше говорить «Старейшей», Джен. В противном случае ты сильно осложнишь себе жизнь.
— Изучение… Старейшей, — продолжил Джейнов, — неблагодарное занятие, так что первоклассные ученые, даже в области первобытной истории, не стремятся найти призвание в нем. Или, говоря другими словами, те, кто уже занимается Землей, не сделают себе такого громкого имени, чтобы равнодушный мир признал их светилами, даже если они таковы. Любой скажет, что бывают специалисты и получше меня, я уверен.
— Я бы сказала, что ты самый лучший, — нежно произнесла Блисс.
— Да, конечно, ты бы так сказала, моя дорогая, — отозвался Пелорат, мило улыбнувшись, — но ты не можешь судить обо мне как об ученом.
Судя по времени, приближалась ночь, и Тревайз чувствовал, как терпение оставляет его. Это происходило с ним всегда, когда Блисс и Пелорат начинали говорить друг другу всякие нежности.
— Я попытаюсь организовать встречу с этим Дениадором завтра, — сказал он, — но если он знает о том, что нас интересует, столько же, сколько Министр, мы не продвинемся вперед ни на йоту.
