Игра в четыре руки - Батыршин Борис Борисович
Людмила Николаевна устраивается на стуле, растягивает меха аккордеона, и зал наполняют торжественно-заунывные звуки марша сорок второго хайлендерского полка Британской империи. Играет она отлично, звук получается очень похожим на волынку – резкий, пронзительный. Девчонки с маракасами стараются вовсю, отбивая ритм.
Проигрыш, мелодия меняется, и Ритуля начинает:
Мы с Серегой дожидаемся конца первого куплета, кладем на пол палаши и, уперев руки в пояс, выписываем между скрещенными клинками па шотландской джиги. За это отдельная благодарность сценическим фехтовальщикам – отыскали, показали, помогли разучить…
Ритка замолкает, вступает вторая певица. А мы подхватываем палаши и идем по кругу, картинно уставив друг на друга острия.
Кто-то думал, что дело обойдется танцами? Думали, конечно – например, наша классная. Как и все, кто собрался в зале, за исключением тех, кто вместе с нами участвует в выступлении. Я бы и им не стал говорить, но взмахи, удары, лязг сталкивающихся полос металла – все это может испугать исполнительниц, сбить их с толку.
Снова поет Ритуля. Она слегка побледнела – стремительные клинки мелькают совсем рядом, – но ничего, держится.
А вот теперь все по-взрослому: серия сверху, по подставленному клинку, от которых невольно проседаешь, а удары болезненно отдаются в запястье. Подныриваю под взмах палаша, толчок баклером в открывшийся бок – Серега отлетает, проворачивается на пятке и останавливается, раскручивая перед собой стремительное мулине.
Моя очередь, и я рублю сверху, с широкого замаха. Аст закрывается сливом и, одновременно уходя в сторону, отвечает косым, с кистевого проворота, в шею. На долю секунды запаздываю с защитой, и клинок прилетает прямиком по ключице, вернее – по прикрывающему ее жгуту пледа. А-оу! Больно-то как…
Аст вовремя все понимает – делает три шага назад, свирепо вращает глазами, раскручивает палаш так, что тот расплывается в сверкающий туманный диск. Нормальный ход – дать партнеру перевести дух и снова включиться в ритм схватки.
А рука-то обвисла, как бы не перелом ключицы… Но – «шоу маст гоу он». Картинно роняю баклер – он с лязгом катится по доскам, пока не падает со сцены, – перехватываю правое запястье «а-ля Лиам Нисон» [12] и, пошатываясь, иду на партнера. Все, отработанная связка пошла псу под хвост, дальше импровизируем. Спасибо девчонкам, маракасы послушно отбивают ритм, помогая собраться.
Это не фехтование, а рубка, яростная, свирепая, в полную силу. И никакого романтического звона – скрещиваясь, палаши глухо дребезжат или отдаются гулким лязгом, когда удар приходится в подставленный баклер. Удар понизу с приседом, по ногам – Аст высоко подпрыгивает, пропуская клинок. Выпрямляюсь и с шагом бью горизонтально, целя в шею – так, чтобы слышен был на замахе свист лезвия…
Финальный удар Аст неожиданно пропускает – кончик клинка задевает лоб, над правой бровью. И Серега не подкачал: поднес левую руку ко лбу, картинно качнулся и с грохотом повалился на доски. А я победно вскидываю руку с палашом, поворачиваюсь к залу и встречаюсь взглядом с Галиной. Она рвется на сцену, Татьяна Иосифовна деликатно ее удерживает – но надолго ли этого хватит?
Секундой позже ко мне присоединяется Аст, и вместо аплодисментов зал испускает общий испуганный вздох. Оборачиваюсь и замираю от ужаса – с Серегиного лба стекает струйка крови, заливает глаз и капает на рубаху, расплываясь по светлому полотну багровыми пятнами.
Мне одному кажется, что мы слегка перестарались?..
– Вы что, совсем спятили? – Классная в бешенстве. – Абашин, ты же мог ему голову проломить, насмерть!
Дело плохо. Если называет по фамилии – значит, разозлилась всерьез. Пора пить горькую чашу ответственности. А кому ж еще? Затеял – изволь расплачиваться по полной.
– Ну, Галина Анатольевна… – Я делаю честные глаза и принимаюсь ныть. – Мы же не нарочно, и царапина пустяковая. Раны в голову, они всегда такие: крови много, а опасности никакой.
– Раны? – Галина задохнулась от возмущения – Ты вообще соображаешь, что несешь?! Рана у него!
– Правда, Галина Анатольевна, ерунда. И не болит совсем…
Это Аст. Вид у него живописный донельзя: голова замотана бинтом, на котором проступила кровь, рубашка заляпана красным. Но палаш не бросил, держит в руке.
Выражения лиц наших учительниц надо видеть, слова тут бессильны: Ужас, Армагеддон, Ад и Израиль. Хорошо хоть в тесной комнатенке за сценой только мы двое, Галина с Татьяной Иосифовной (и как она удержала ее, не позволила кинуться разнимать нас, ума не приложу?) да девчонки, участницы выступления.
