Аластер Рейнольдс - Пространство Откровения
Жирардо подвел группу к ближайшей башне – огромной бетонной башне с несколькими служебными ярусами. Башня стояла вровень с артефактом.
Внутри они вошли еще в один лифт, проходивший сквозь этот бетонный столб, и добрались до окружавшей верхушку башни кроны из строительных лесов. Желудок Силвеста сжимался от конфликтующих импульсов клаустрофобии и агорафобии. Силвест как будто физически ощущал давление неисчислимых мегатонн камня, и одновременно его мутило от страха высоты, вызванного подъемом на вершину огромной башни.
Небольшие бытовки и кладовые были вписаны в сложную каркасную композицию наряду с шахтой лифта. Люди высадились в комплексе помещений, где, казалось, звучали отголоски совсем недавно прерванной работы. Все объявления и предупредительные знаки были нарисованы вручную или наклеены. Работа тут носила временный характер, а потому не было смысла прибегать к энтоптическим проекторам.
Они прошли по дрожащему железному мостику, перекинутому от лесов к черной поверхности артефакта. Теперь они находились примерно на середине высоты объекта, вровень с желобом. С такого близкого расстояния находка уже не казалась сферической. Просто черная стена преграждала путь, такая же огромная и бездонная, какой Силвесту запомнилась Завеса Ласкаля после возвращения с Морской Пены. Вместе со всеми Силвест шагал по мостику, пока не перешел в желоб.
Дальнейший путь вел вправо. С трех сторон от людей – слева, сверху и снизу – находилось сплошное черное вещество, из которого состоял артефакт. Путь вел по решетчатой конструкции, которая крепилась к стенке желоба с помощью присосок – поверхность артефакта не имела никаких шероховатостей. Справа шло металлическое, высотой до пояса, ограждение, за которым – сотни метров пустоты. Слева через каждые пять-шесть метров светили лампочки, приклеенные к гладкой стене, а через каждые двадцать метров попадались панели с какими-то непонятными символами.
Минуты через три крутого подъема по желобу Жирардо дал знак остановиться. Место, куда он привел Силвеста и других, представляло собой «нервный узел» из силовых кабелей, прожекторов, коммуникационных консолей. Правая стена желоба тут заворачивала внутрь объекта.
– Нам понадобилось несколько недель, чтобы найти вход в артефакт, – сказал Жирардо. – Вообще говоря, весь желоб был заполнен базальтом. Только когда мы его удалили, обнаружилось место, где порода уходила внутрь, будто пробкой затыкая вход в радиальный тоннель.
– Да, ничего не скажешь, поработали не хуже кротов.
– Раскопать вход было делом нелегким, – продолжал Жирардо. – По сравнению с этим расчистка желоба оказалась сущей ерундой. Здесь же нам пришлось осторожно высверливать пробку. Кое-кто хотел воспользоваться резаками-бозерами, чтобы прорыть несколько вспомогательных тоннелей и тем облегчить задачу, но на это мы не решились. И сверла с наконечниками из сверхтвердых минералов это черное вещество не берут.
Подчиняясь любопытству ученого, Силвест подавил в себе желание охладить хвастливый пыл Жирардо.
– Вам удалось узнать, что это за материал?
– В основном углерод с примесями железа и ниобия, а также нескольких редких металлов. Но структура остается неизвестной. Это не просто какая-то аллотропная форма алмаза, или даже гипералмаза, которую мы еще не открыли. Возможно, поверхностный слой глубиною несколько десятых миллиметра по структуре близок к алмазу, но глубже этот материал, очевидно, претерпел какую-то сложную перестройку кристаллической решетки. Его структура на глубинах, куда мы еще не добрались, может оказаться вообще совершенно иной. По-видимому, там кристаллическая решетка распалась на триллионы углеродных макромолекул, которые удерживаются вместе неизвестными нам силами. Иногда эти молекулы пробираются наверх сквозь разрывы в решетке верхних слоев – лишь в этих случаях мы их обнаруживаем.
– Судя по вашему тону, это происходит неслучайно.
– Возможно, так оно и есть. Допустим, эти молекулы – нечто вроде энзимов, созданных для того, чтобы ремонтировать алмазную кору в местах ее разрушения. – Он пожал плечами. – Нам ведь не удалось изолировать ни одну из этих макромолекул, во всяком случае, в стабильной форме. Они распадались всякий раз, когда их извлекали из решетки.
– То, что вы описываете, – сказал Силвест, – очень похоже на форму молекулярной технологии.
Жирардо улыбнулся. Ему явно нравилась эта игра, понятная только им двоим.
– Однако мы оба знаем: амарантийцы были слишком отсталыми, чтобы создавать такие вещи.
– Конечно.
– Конечно. – Жирардо опять улыбнулся, но теперь уже всей группе. – Ну что, заходим внутрь?
Пробираться по системе тоннелей, которая начиналась от желоба, было труднее, чем представлял себе Силвест. Он-то ожидал, что радиальный тоннель пройдет через «скорлупу» артефакта и они попадут в пустое чрево. Но все оказалось совсем не так. Внутри находился настоящий лабиринт. Радиальный участок не превышал действительно десяти метров, затем тоннель круто свернул влево, а дальше начал ветвиться. Эти бесчисленные пути были промаркированы наклейками, но система обозначений была столь сложна, что Силвест с ходу в ней разобраться не мог. Через пять минут он полностью утратил ориентацию, хотя ему и представлялось, что они проникли не так уж и глубоко. Казалось, вся тоннельная система – дело рук безумного червя, которому захотелось источить мякоть яблока непосредственно возле кожуры, вместо того чтобы добираться до сердцевины.
Но вот они пересекли нечто вроде геометрически правильной полости в теле объекта. Жирардо объяснил, что весь артефакт представляет собой череду концентрических оболочек, и стал рассказывать о том, как велось изучение этого колоссального объекта, в то время как они углубились в новый лабиринт «червоточин».
О существовании этого шара узнали два года назад, когда Силвесту удалось привлечь внимание Паскаль к странным обстоятельствам захоронения обелиска. Больше всего времени было потрачено на поиски самой пещеры, где был спрятан артефакт, а тщательное изучение этой похожей на муравейник диковины пришлось на несколько последних месяцев. В первые дни произошел ряд несчастных случаев со смертельным исходом. Ничего таинственного, просто несколько поисковых групп потерялись в незакартированных секциях лабиринта или свалились в вертикальные шахты, которые не успели загородить. Одна лаборантка умерла от голода, так как не прихватила даже хлебных крошек, чтобы оставлять их за собой. Ее нашли роботы через две недели – в нескольких минутах пути от уже исследованных тоннелей.
Проход через последнюю оболочку дался труднее, чем через предыдущие четыре. Здесь начался спуск, но наконец была осторожно пройдена последняя – горизонтальная – часть тоннеля, конец которой был заполнен молочно-белым светом.
Жирардо что-то шепнул своему рукаву, и свет померк.
Дальше шагали в полутьме. Вдруг звуки затрудненного дыхания перестали отражаться от близких стен, люди вышли на простор. Здесь слышалось только урчание работающих поблизости воздушных насосов.
– Держитесь, – сказал Жирардо. – Сейчас начнется.
Силвест напрягся. Он боялся, что снова потеряет чувство ориентации. Вспыхнул свет. На этот раз Силвеста не раздражало театральное поведение Жирардо. Сейчас оно оправдывалось радостью открытия, хотя бы и вторичного. Конечно, лишь он один сознавал всю суррогатность этого триумфа – сознавал и не сердился на спутников, которые не испытывали тех ощущений, что достались ему. Они ведь, наверное, и не знают, что переживает человек, совершивший настоящее открытие…
Но тут все эти мысли отступили на задний план, когда вспыхнул свет и глазам Силвеста открылось невероятное зрелище.
Это был инопланетный город!
Глава шестая
– Я подозреваю, – сказала Вольева, – что ты принадлежишь к числу тех людей, во всех других отношениях вполне разумных, которые гордятся своим неверием в призраков?
Хоури поглядела на нее и слегка нахмурилась. Вольева с самого начала знала, что эта женщина отнюдь не глупа, но все же хотелось увидеть реакцию на заданный вопрос.
– Триумвир, какие призраки? Ты шутишь?
– Ты очень скоро убедишься, – ответила Вольева, – что я почти всегда абсолютно серьезна.
Илиа указала на дверь, через которую они только что вошли, плотно сидящую в красно-бурой от ржавчины переборке корабля. Дверь была очень прочная, на ней сквозь пятна плесени и пласты ржавчины проступало относительно четкое стилизованное изображение паука.
– Вперед! Я не отстану.
Хоури без колебаний выполнила приказ. Вольева была удовлетворена. За три недели, прошедшие после похищения этой женщины – или ее вербовки, если кому-то больше нравятся эвфемизмы, – Вольева применила к ней весьма сложный комплекс психотропных средств, предназначенных для возбуждения чувства лояльности. Процедуры подходили к концу, оставалось принять еще несколько доз, которые обеспечат пролонгированное – почти бесконечное – действие этих препаратов. Скоро эта женщина станет не только абсолютно послушной, но и само послушание превратится для нее в своего рода инстинкт, в базовый принцип, в силу которого она не сможет сопротивляться приказам, как рыба не может дышать нигде, кроме воды. Доведенный до крайней степени, инстинкт заставил бы Хоури не только беспрекословно подчиняться товарищам по экипажу, но еще и обожать их всех за то, что ей позволяют выполнять ее работу.
