Джейн Фэйзер - Королевские игры
- Эй, Кит, что это ты нарядился в цвета шлюхи? - ядовито поддел Нед Аллен, гримируясь перед небольшим серебряным зеркалом. - Никак зарабатываешь на панели?
Кит хлопнул забияку по плечу. Получилось сильнее, чем требовали обстоятельства.
- Сам знаешь, работка не в моем вкусе, - парировал он. - Да и не понимаю, каким образом коричневый бархат связан с панелью.
- Он об оранжевых вставках, - пояснил из своего угла Бербидж. - А где Томас?
- Занят. - Кристофер лихо оседлал стул и порылся в карманах в поисках монетки. - Эй, парень… - он поманил одного из учеников, тех юных актеров, чьи нежные лица отлично годились на женские роли, - сбегай за элем, Робби.
- Хорошо, мастер Марло.
Парнишка схватил монету и исчез.
- До конца спектакля никакого пива, - строго провозгласил Бербидж. - Достаточно и того, что публика навеселе. Мои актеры должны работать трезвыми.
Заявление утонуло в шутливо-возмущенных стонах и восклицаниях. Кристофер предложил свой вариант:
- Что ж, тогда я выпью первым, а что останется, допьют другие.
- А ничего не останется, - вполголоса заметил один из актеров и испуганно взглянул на Кита в надежде, что тот не услышал.
Вспыльчивый нрав мастера Марло знал весь театральный люд. К счастью, Кристофер, даже если и слышал, предпочел не реагировать на дерзкий выпад: в комнату вошел Том Кид, и внимание драчуна сосредоточилось на добром приятеле. Скоро весьма кстати подоспел эль, и, обняв Тома за плечи, Марло провозгласил, что сядет на сцене, а кувшин возьмет с собой. Потом продекламировал несколько неудачных строк из сочиненной Кидом «Испанской трагедии» и заявил, что давно хотел обратить на них внимание автора.
Тому Киду критика не слишком понравилась, однако решающим фактором выступил все-таки эль. В итоге коллеги-соперники взяли стулья и устроились на краю сцены.
Кристофер отхлебнул из кувшина и передал сокровище Тому, а сам от нечего делать принялся осматривать постепенно заполняющийся зал. Партер уже едва выдерживал натиск публики, а галереям грозила опасная перегрузка. Взгляд упал на симпатичного юношу, который стоял в первом ряду, облокотившись на перила. Розовощекий, очаровательно пухлый мальчик с упрямым каштановым локоном, выбившимся на лоб из-под полей шляпы, не мог не понравиться.
Кит мечтательно улыбнулся, представив прелестное создание. Пару дней назад ему довелось повстречаться с таким вот бутоном в конюшне. Что ж, грешно замыкаться на зрелой страсти к Томасу Уолсингему. В уже ставших постоянными отношениях было все: тоска, стремление, неистовое единение, восхитительный триумф и столь же восхитительная покорность… и все же порой - так, для разнообразия - хотелось чего-то новенького, легкого, сладкого.
Пока актеры выходили на сцену, Кристофер не спускал с мальчика восторженных глаз. Неужели подросток пришел в театр один? Нет, рядом стоял мужчина. О, так это же Крейтон! Значит, и Уил способен оценить всю прелесть расцветающей юности? Вот он уверенно положил руку на плечо спутника, как будто хотел оградить, защитить. Возможно, существует какое-нибудь простое, прозаическое объяснение? Например, эти двое - родственники?
Кит твердо решил выяснить истину, как только спектакль закончится, и сосредоточился на игре актеров.
Розамунда едва верила собственному счастью: неужели она действительно здесь, на балконе театра «Занавес»? Симулировать боль в животе оказалось совсем нетрудно; соседки поверили, что новенькая не в силах встать с кровати. Никому и в голову не пришло, что камеристка готова по доброй воле пропустить радости поездки в Гринвич. А радостей действительно предвиделось немало: путешествие по Темзе на королевских барках, банкет, бал и ночь в роскошных апартаментах, которыми славился загородный дворец.
Проявив сочувствие, Джоан сообщила о нездоровье подруги графине Шроузбури. Главная фрейлина распорядилась, чтобы мистрис Уолсингем осталась в постели, восстановила силы и вернулась к исполнению обязанностей к вечеру следующего дня, когда королева в сопровождении придворных вернется в Уайтхолльский дворец. В окно спальни Розамунда наблюдала, как пестрая толпа направилась к берегу и заполнила барки. Во дворце воцарилась небывалая, почти призрачная тишина. О жизни напоминал лишь шорох мыши за обшивкой стены.
Как и договорились, Уил ждал возле лестницы с мужским костюмом в руках. Не проронив ни слова, передал узелок, и Розамунда бесшумно скрылась в спальне, а вскоре появилась в черном камзоле из домотканой материи, черных панталонах, плоской шляпе, под которую постаралась спрятать пышные волосы, и грубых башмаках с оловянными пряжками. Настоящий паж.
Вспомнив изумленно восторженное лицо Уила, она улыбнулась. Дворец они покинули верхом: Уил ехал на своем гнедом мерине, а юный паж - за его спиной. Привлекать внимание, выводя из конюшни Дженни, было очень опасно. И вот наконец долгожданный театр с его сценой, несколькими ярусами галерей, волнующими звуками и крепким запахом множества собравшихся в тесном пространстве людей.
Пьесу она раньше не видела, но актеров узнала сразу. Заметила даже Кита Марло: с неизменным кувшином эля в руках он устроился на сцене рядом с Томом Кидом. Впрочем, опасаться встречи не стоило: заглядывать за кулисы ни она сама, ни ее спутник не собирались.
Уил наклонился и прошептал на ухо:
- Стой здесь. Сейчас вернусь.
Он исчез, и сразу стало одиноко и страшно. Свободное место тут же заняли какие-то незнакомые люди, а неприятные запахи нахлынули с новой силой: несвежее дыхание, пивной перегар, сырой лук, многодневный пот. Голоса звучали громко, грубо, кто-то с силой толкнул ее в спину, так что пришлось прижаться к перилам. Розамунда уже с трудом дышала, но, к счастью, Уил вернулся и сразу отвоевал место и себе, и ей.
- Думаю, ты успела проголодаться.
В руках он держал два аппетитных пирога с мясом: один протянул спутнице, а от второго жадно откусил огромный кусок. Жир капнул на подбородок, Уил стер его тыльной стороной ладони и широко улыбнулся.
Сразу стало хорошо и спокойно. Она здесь, в вожделенном театре, рядом с Уилом, и никто об этом не знает. Может восхищаться и переживать вместе с шумной толпой и радоваться собственному перевоплощению. Розамунда тоже откусила от своего пирога и, подражая приятелю, вытерла подбородок тыльной стороной ладони. Пирог оказался восхитительным: в жизни не доводилось пробовать ничего вкуснее. Розамунда подняла глаза, благодарно посмотрела на спутника и по-мальчишески откровенно улыбнулась. Да, сейчас она и правда чувствовала себя мальчишкой-подростком.
Пьеса началась и, как всегда, увлекла в новый, неведомый мир. Время пролетело незаметно, и вот уже актеры вышли на поклон. Розамунда самозабвенно хлопала, стараясь хоть на миг продлить удивительное ощущение сопричастности чуду.
- Кажется, пришли не зря: тебе понравилось, - удовлетворенно заметил Уил.
Он не мог отвести глаз от сияющего восторгом и счастьем личика Розамунды. Костюм пажа подчеркивал обычно скрытые линии ее стройной фигуры - тоненькой, точеной, с узкими бедрами и упругими круглыми ягодицами, обтянутыми узкими панталонами.
- Куда ты смотришь?
Розамунда впервые заметила на лице Уила жадный взгляд. Восхищение доводилось встречать и прежде, но по сравнению с выражением этих ненасытных глаз подобная реакция казалась вполне благопристойной. Почему-то стало жарко, тесно, неудобно, но в то же время появилось непривычное ощущение собственного могущества.
- На тебя. - Он встряхнул головой, словно стараясь прогнать неуместные фантазии. - Боже мой, да если бы я знал, как подействует этот костюм… - Он не договорил. - Пойдем скорее, пока нас окончательно не затолкали.
Как оказалось, опасение имело вполне реальные основания. Пробиться к лестнице удалось с большим трудом, а на ступеньках возникла настоящая давка: сзади напирали, а впереди почему-то возник затор. Потом толпа внезапно сдвинулась с места и вытолкнула их на улицу, словно пробку из горлышка бутылки.
Розамунда остановилась, чтобы отдышаться и немного прийти в себя. Люди вокруг беспорядочно сновали, то и дело задевая локтями, а Уил куда-то исчез. Поначалу ощущение остановившегося за спиной человека не показалось странным, оно мало чем отличалось от сутолоки в зале и на лестнице. Однако вскоре стало ясно, что происходит нечто иное: чуть пониже ее спины мерно двигалась чья-то рука. Не оборачиваясь, Розамунда с досадой смахнула назойливую помеху. В ответ послышался тихий смех и шепот:
- Ну-ну, паренек, не горячись. Такой сладенький, а сердитый.
Розамунда замерла от неожиданности, а потом медленно обернулась и увидела довольное лицо Кристофера Марло.
Впрочем, его игривый смех мгновенно сменился изумлением:
- Боже милосердный… мистрис Уолсингем, какого черта?
