Эйдзи Микагэ - Пустые шкатулки и нулевая Мария. Том 2
Мария нахмурилась и вновь принялась думать.
— …Так, не так — бесполезно сидеть и прикидывать. Будем пока что исходить из того, что Миядзава не знает, в каком состоянии сейчас Асами.
Я кивнул.
— Но есть ли какой-то смысл позволять [Рико Асами] действовать по своему усмотрению? Нам ведь нужна не [Рико Асами], а Асами-«владелец», верно?
— …Ээ, мне кажется, смысл есть. Судя по тому, что мы слышали в диктофоне, мне кажется, [Рико Асами] знает, как встретиться с «Асами-сан».
— Сотрудничать с [Рико Асами] и позволить ей встретиться с Асами, хех? Невозможно. Мне трудно представить себе, чтобы девушка, которая делает такие угрозы, смогла оправдать твои ожидания.
…С этим не поспоришь.
— Или ты собираешься разбить ей сердце, вынудить ее сдаться и подчинить себе силой? — шутливым тоном предположила Мария и негромко рассмеялась.
На эту шутку я ответил.
– Х о р о ш а я и д е я.
Ее лицо застыло.
Впрочем, меня самого мои холодные слова удивили не меньше.
Но удивили или нет — а я наткнулся на решение. Находясь в ситуации, похожей на ситуацию [Рико Асами], я придумал, как разбить ей сердце и заставить подчиняться.
Если мы отпустим [Рико Асами], она обязательно свяжется с Миядзавой-куном. Миядзава-кун для нее — то же, что Мария для меня.
А значит –
— Все, что нам нужно, — заставить Рюу Миядзаву предать [Рико Асами].
Произнося эти слова, я одновременно подумал: а смогу ли я?
Впутать Миядзаву-куна, заставить [Рико Асами] впасть в отчаяние и разрушить «Неделю в трясине». Это значит, что Асами-сан снова станет той собой, которая и вызвала эти непоправимые события. Не думаю, что в ожидающем ее будущем найдется место счастью. То, что я собираюсь сделать, — фактически принесение Асами-сан в жертву.
…Пора прекратить притворяться добрым, изображая нерешительность.
На самом-то деле я давно уже решил. Я решил тогда, когда объявил ей: «Я н е д о п у щ у т в о е г о с у щ е с т в о в а н и я»; когда я объявил ее своим врагом.
«Я одолею [Рико Асами]». «Я не позволю ей существовать».
Мария смотрела на меня со смешанными чувствами.
— Я…
— …Ты не можешь мне помочь?
— …Дело не в этом. Так вопрос не стоит, потому что иначе ты исчезнешь. Однако я все равно не могу смириться с той несчастной судьбой, которая ждет Асами.
Она закусила губу.
— И из-за того, что ты не можешь смириться с несчастьями других…
— …Это не все. Если бы дело было только в этом, я смогла бы вытерпеть. Но знаешь? Я заметила.
И она произнесла, уткнувшись взглядом в пол.
— Я заметила, что [Рико Асами] — такая же, как [Ая Отонаси].
— …Такая же?
— …
Я переспросил, как попугай; Мария не ответила.
Но по ее молчанию я понял.
Мария, пытающаяся стать «шкатулкой», — по-прежнему [Ая Отонаси]; она и [Рико Асами], рожденная благодаря «шкатулке», похожи в том, что обе они отделены от оригинальных себя.
Мария, которая заявляет, что она в том же положении, что Асами-сан, действительно очень хорошо понимает ее чувства.
Не знаю, что делать. Могу только сказать сидящей молча Марии то, что понимаю.
— Но Асами-сан не хочет этого.
И продолжил:
— Она не хочет исчезнуть!
— …Да, я знаю, — пробормотала Мария и подняла голову.
И тем не менее изменить будущее Асами-сан мы не в силах.
4 мая (понедельник) 12:35
Стоя перед комнатой Миядзавы-куна, я сделал глубокий вдох.
Мария уже проникла в комнату по соседству. В том, что та комната свободна, она удостоверилась еще в прошлый раз.
Я выдохнул и нажал кнопку звонка от комнаты Миядзавы-куна.
Никакого ответа. Впрочем, как и ожидалось.
Но я был уверен.
Миядзава-кун там.
— Выходи.
Я постучал в дверь.
— Выходи, пожалуйста, выходи…
То, что я собираюсь сделать, причинит ему невообразимую боль. Я это прекрасно сознавал, но все же продолжил.
— Пожалуйста, выйди — б р а т.
Я обратился к Миядзаве-куну так же, как Рико Асами по телефону.
— Спаси меня, брат!
Миядзава-кун, видимо, собирался просидеть все время до 6 мая, запершись в своей комнате и не общаясь с [Рико Асами].
Но я уверен, он не может проигнорировать [Рико Асами], если она прямо просит его о помощи.
И дверь открылась.
Миядзава-кун выглядел еще хуже, чем вчера.
— …Отонаси здесь?
— Нет.
— Что ты делал все это время?
— Меня поймала Мария Отонаси… но мне удалось обмануть [Кадзуки Хосино] и сбежать оттуда! И вообще, почему ты не отвечал по телефону, брат?
— Ну, это… кстати! Почему ты зовешь меня «брат»? Разве ты не прекратил уже?
— Эээ…
Асами-сан сказала «брат» в том голосовом письме, так она что, потом это изменила?
Я подавил возрастающую тревогу и ответил первым пришедшим в голову объяснением.
— Я подумал, странно будет не звать тебя братом, ведь Мария Отонаси сейчас уже зовет меня «Рико Асами»… Ну это ладно — скажи, как меня поймали, брат? И что мне теперь делать?
Я задал ему встречный вопрос, прежде чем он успел усомниться в моем объяснении. Миядзава-кун погрузился в молчание, лишь стоял и кусал губы.
Его выражение лица убедило меня: Миядзава-кун верит, что я — [Рико Асами].
— Ты спасешь меня, брат?
Конечно, я не хочу, чтобы Миядзава-кун так страдал.
Хочется, чтобы он сказал, что не будет больше спасать [Рико Асами]. Что будет помогать нам. Тогда мне не придется его больше терзать.
— Конечно, я спасу тебя!
Но он, деревянно улыбнувшись, ответил вот так.
Я сделал следующий шаг.
— Спасешь? А может, прекратишь уже?
Не в состоянии переварить происходящее, он вытаращил глаза.
— Э?
— Повторяю еще раз: прекрати спасать [Рико Асами]!
Но он по-прежнему не врубился — просто стоял столбом.
Тогда я ему объяснил.
— Я — [Кадзуки Хосино].
— Хосино? — прошептал он. Какое-то время он еще стоял с обалделым видом, но в конце концов до него все-таки дошло, что [Кадзуки Хосино] имитировал [Рико Асами]. Он ухватил меня за воротник, глаза его загорелись гневом.
— Что тебе нужно, сволочь?! Или издеваться надо мной так забавно?! Ты хоть знаешь, какую мерзость ты делаешь, ААА?
— Знаю…
— И что тогда?! Объясняй давай!
Я поколебался, прежде чем раскрыть рот. Потому что те слова, которые я сейчас произнесу, несомненно, ранят его.
— Миядзава-кун, все дело в том, что ты инстинктивно пытаешься помочь [Рико Асами], когда она просит о помощи. Мария ведь уже сказала тебе, правда? Что ты ничего не выбрал.
Взгляд его остался пронзительным, но хватка на моем воротнике чуть приослабла.
