Елена Федина - Завещание Малого Льва
Эцо зашел к отцу позже, когда тот погрузился в компьютерные дебри межзвездных новостей.
— О! Аукцион на Вилиале! — бодро сказал он, — может, купим пару картин, сынок? Тебе же нравится Хрустнивааль?
— Да, — сказал Эцо мрачно, — «Обмывание младенца».
Руэрто взглянул на него. Обеими руками он в задумчивости пригладил мокрые волосы, они длинными вьющимися змеями падали ему за воротник. Он ничего не спросил, просто смотрел и ждал продолжения.
— Папа, что происходит? — сказал Эцо, — что в этом мире творится, я хочу знать? Что с нами? Что с мамой? И что с тобой, в конце концов? Это твой брат или нет?
— Легко требовать поступка от других, — серьезно ответил отец, — а ты сам-то готов на что-нибудь ради этого младенца? Или абстрактно хочешь от этого мира справедливости?
— А что от меня нужно? — немного растерялся Эцо.
— А что нужно ребенку? Забота, внимание, воспитание, любовь. Подгузники менять ему нужно и с рук не спускать. У меня нет на это времени, а у Гевы — желания. Это ты понимаешь?
Эцо подумал, сел на диван и кивнул.
— Хорошо, я согласен.
— На что ты согласен? — удивился отец.
— На всё. Я его не брошу. Ты вырастил меня, а я выращу твоего братишку. Это будет справедливо.
— Да ты что, сынок… — Руэрто совсем смягчился и даже растерялся, — мы тебя взяли уже большого.
— И этот скоро вырастет. Мы быстро растем.
— Эцо…
— Папа! Вы его только возьмите. Я сам всё буду делать. Он же наш, ты сам так говорил.
— А ты подслушивал.
— А что? Разве меня это не касается?
— Конечно, — Руэрто развернулся к нему вместе с креслом, — это нас всех касается. И ты, вообще-то прав… но Гева…
— Она его полюбит. Потом. Меня она тоже не сразу полюбила. Да мы ей и мешать не будем, папа. Мы всё сами сделаем!
— Ты же работаешь, Эцо.
— Буду дома работать. Профессор Ондра поймет. Он сам девочку взял. А оказалось — Пресветлого!
— Не всем раздают ангелочков, сынок. Это надо еще заслужить.
— Что ж… что заслужили, то и получим. И чем дольше будем думать, тем скорее он нам этого не простит. Папа, ты же всё понимаешь!
Отец думал не так уж долго.
— Ладно, — улыбнулся он, глядя с такой теплотой, что хотелось как в детстве к нему прижаться, — предпримем еще одну попытку. Только пошли вместе. Одному мне страшновато, — он встал, затянул халат потуже, поправил мокрые волосы и решительно выдохнул, — вперед!
Гева была в своей комнате для медитаций. И без того красивая и загадочная, в мерцании свечей она казалась загадочней во сто крат. Зеленые продолговатые глаза ее были бездонны. Иногда Эцо пытался понять, что чувствует отец: его любит, его выбрала такая женщина! Каково это? Но он не мог даже представить этого при всем своем богатом воображении. В прочем, сейчас его волновало совсем другое.
Гева сидела на узком черном диванчике, перебирая в руках янтарные четки. У нее были ухоженные руки с длинными перламутровыми ногтями и несколькими перстнями на узких пальцах. Конечно, трудно было представить, что эти руки будут менять подгузники.
— Что? — спросила она настороженно, видя, как они стоят плечо к плечу, взявшись за руки, словно заговорщики.
— Видишь ли, что получается, — сказал Руэрто замедленно, на каждом слове останавливаясь и ожидая ее реакции, — или у нас будет два сына… или, боюсь, не будет ни одного.
Эцо тоже с волнением ждал ее ответа.
— Сыночек… — мать взглянула на него почти испуганно, она его действительно очень любила, — что это значит?
— Мама, так нельзя, — сказал он твердо, — нельзя его бросать. Вам не понять, а я знаю, что ребенок чувствует, когда от него все отказываются. Я его не брошу! Я сам с ним буду возиться… вы только возьмите!
Она смотрела на него и молча перебирала четки, передвигая по нити янтарные шарики.
— Мама…
— Ты хочешь, чтобы наш сын перестал нас уважать? — добавил Руэрто, — я так нет.
— Кажется, я вышла замуж не за тебя, — вздохнула Гева обреченно, — а за твою матушку. Теперь она родила мне ребенка. Какое счастье…
Стало совсем тихо. Она молчала, глядя в пол, опустив свои глубокие как бездны глаза, словно под тяжестью густых ресниц, губы напряженно сжались, вокруг рта легли складки. И отец молчал, то ли виновато, то ли оскорбленно, совершенно не зная, что ей ответить.
— А я ему даже имя придумал, — осторожно сказал Эцо, садясь перед ней на корточки, — мам, ты слышишь?
— Имя? — даже удивилась она, — какое еще имя?
Как будто парню и этого было не положено!
— Сириус.
— Сириус?
— Ну да. Дед у него Сиргилл, мать — Сия. И звезда такая есть у землян, самая красивая.
— Скирни уже зовет его, — мать усмехнулась, — Алвзуром! Алвзур Сириус Нрис Индендра Пресветлый… Посмотрим, что из него получится, из этого сокровища.
— Мама… — даже не поверил Эцо, — ты согласна?
— А что, у меня есть выбор?
— Мамочка…
— Прекрати, Эцо. Я и так всё поняла. Вы оба еще слишком молоды, живете одним днем. Вам не объяснишь.
— А что тут надо объяснять? Ты помнишь, как я сидел под кроватью?
Она не ответила.
— Так, может, мы его сейчас и заберем? — спросил отец с полной готовностью.
— Куда? — усмехнулась она, — о чем вы оба вообще думаете? Надо детскую подготовить. И няньку ему найти. Лично я из-за него невысыпаться не собираюсь.
Через пару дней всё было готово: и комната с кроваткой и игрушками, и не одна, а несколько девушек — сиделок, добрых, чистеньких и послушных Геве. Эцо полетел вместе с ней в больницу за малышом и очень волновался по этому поводу. Ему было ясно, что происходит что-то важное в их жизни, какая-то большая перемена. А мать напротив была царственно спокойна. Она исполняла свой долг, но ни радости, ни желания сделать всё как можно лучше у нее не было. Это огорчало.
Скирни ждала их в палате. Там она и жила с малышом и уже приготовила его к отъезду: запеленала и собрала ему сумку. Эцо взглянул на нее и поразился: она выглядела ужасно. Такой измученной Скирни не была никогда. Обычно она была улыбчива и приветлива и очень мила при этом, а сейчас ее смуглое лицо как будто почернело, и даже ее родинка на правой щеке не молодила ее, а старила. Тем не менее, она всё-таки постаралась улыбнуться и протянула им ребенка.
