Юрий Брайдер - Между плахой и секирой
Свободное от деревьев пространство здесь резко расширялось, образуя довольно обширную поляну, с трех сторон ограниченную лесом, а с четвертой – рекой. Незнакомый человек стоял на противоположной стороне этой поляны, у самой воды, как бы загораживая уходящую вдаль узкую тропку.
Как истинный обитатель Эдема, он был совершенно гол, да и богатырским телосложением напоминал Рукосуева, только ростом немного уступал. Лицо незнакомца казалось отрешенным, а выражение глаз отсюда нельзя было разобрать. В левой руке он сжимал какой-то черный клиновидный предмет.
– Здравия желаю, – на всякий случай поздоровался Смыков.
Голый человек внимательно посмотрел на него, но ничего не ответил.
– Не уважает, – тихо молвил Зяблик. – Дай лучше я с ним покалякаю… Эй, приятель, нам мимо тебя пройти надо. Тут, понимаешь, небольшая заварушка назревает… Хотят некоторые проверить, в чем наша душа держится. Мы вообще-то люди не пугливые, да уж больно много их. Потому, само собой, и рвем когти.
Ответа опять не последовало, хотя голый детина, казалось, ловил каждое слово Зяблика.
– Может, он глухонемой, – пожал плечами Зяблик. – Или русского языка не понимает… Пошли, может, все и обойдется. Мы его не трогаем, и он пусть не лезет.
Они осторожно пересекли поляну. Позади уже явственно слышался топот приближающихся аггелов.
– А если… ножик ему под ребро, – шепотом предложил Смыков. – Уж очень подозрительный тип. Не внушает он мне доверия. Да еще камень в руках держит.
– И это говорит бывший работник правоохранительных органов! Ай-я-яй! – покачал головой Зяблик. – Не-е, про это я уже думал. Он ножик вместе с рукой оторвет. Помнишь, как меня в тот раз Рукосуев мотанул? С такими только знаменитому Дону Бутадеусу силой меряться.
– Стойте! – резко приказал загадочный незнакомец.
– Но мы же вроде договорились! – заканючил Смыков. – Пропустите, пожалуйста.
– В сторону, – голос был подчеркнуто бесстрастен, но глаза – черные, с расплывшимися на всю роговицу зрачками – дико поблескивали, словно в них белладонны закапали.
– Лева, тебе решать, – негромко сказал Зяблик.
– Я бы подчинился, – ответил Цыпф. – По-моему, у этих людей нелады с аггелами. А как известно, враг моего врага…
– И мне тоже может оказаться врагом, – закончил Зяблик, однако первый сделал шаг в сторону.
Держась опушки леса, они отошли от берега шагов на десять. Верка и Лилечка, спрятавшись за куст, занялись починкой своих изрядно обветшавших нарядов, а мужчины, не зная, как быть – готовиться к схватке с аггелами или улепетывать в лес, – топтались на одном месте.
– Сидеть! – последовало новое лаконичное распоряжение.
– Ты Жучкой своей командуй! А тут как-никак люди! – огрызнулся Зяблик, но сел, по-турецки скрестив. ноги.
– Вы Рукосуева знаете? – спросил Цыпф ни с того ни с сего.
– Знаю, – все так же сдержанно ответил строгий незнакомец.
– Привет ему передавайте! – Цыпф многозначительно переглянулся с Зябликом.
– Обязательно.
– А вас самих как зовут?
– Эрикс.
– Вы не русский?
– Что? – знакомый Рукосуева так глянул на Цыпфа, что тому сразу стало не по себе.
– Нет, ничего… – растерянно пробормотал Лева. Этот странный Эрикс между тем занялся делом – несколькими ударами своего камня, формой напоминавшего примитивное рубило, отделил от дерева увесистый сук, расщепил конец, засунул туда камень (получилось что-то вроде первобытного топора) и принялся крест-накрест обматывать его гибкими прутьями лозы. Делал он все это сноровисто и быстро, словно солдат, увязывающий свою видавшую виды скатку.
– Обсидиан, – косясь на Эрикса, сообщил Цыпф.
– Что? – не понял Смыков.
– Обсидиан, говорю. Вулканическое стекло. В Нейтральной зоне оно на каждом шагу попадается. Использовалось древними людьми для изготовления оружия. Ножей, топоров, копий…
– Ножи из него до самого недавнего времени делались, – сказала Верка, закончив ремонт своего гардероба. – Но только медицинские. Для микрохирургии. У нас в больнице целый комплект когда-то был. Импортный. Острее ничего не бывает. Разве что алмаз…
В этот момент аггелы, изрядно употевшие в своих кольчугах, высыпали на поляну. Присутствие голого атлета удивило преследователей еще больше, чем беглецов, но, в отличие от последних, они знали, с кем имеют дело. Доказательством этому были дружно вскинутые луки.
А потом случилось нечто такое, после чего даже видавший виды Зяблик долго качал головой и сокрушенно повторял: «Это же надо так!»
Вскинув над головой топор, Эрикс бросился на аггелов. Лев, атакующий буйвола, преодолел бы это расстояние в три прыжка, а этому странному человеку хватило всего двух.
Но даже совершив этот молниеносный бросок, Эрикс успел только к шапочному разбору. Трое других голых героев (двое до этого таились в лесу, а один – под речным обрывом) уже вовсю крушили аггелов своими страшными топорами. Кто-то еще пытался сопротивляться, но это было равносильно тому, если бы пучок колосьев стал отбиваться от серпа жницы.
Все было окончено в считанные секунды, лишь один из аггелов, совсем молодой, еще безрогий парнишка, каким-то чудом избежав смертоносных ударов, опрометью бросился к кучке людей, сидевших на противоположной стороне поляны.
Эрикс, топор которого еще не попробовал крови, одним прыжком настиг его, но почему-то медлил: то ли хотел прицелиться наверняка, то ли растягивал садистское удовольствие. Верка, действуя скорее по велению слепого материнского инстинкта, чем по собственной воле, приняла юного аггела в объятия, а потом и прикрыла своим телом. Размах топора уже нельзя было остановить, и он по самую рукоятку вонзился в землю совсем рядом с Веркой.
Не притронувшись больше к нему, Эрикс скривился в непонятно что означающей улыбке и, резко повернувшись, направился туда, где его товарищи стаскивали с мертвых аггелов окровавленные кольчуги.
Когда последний труп плюхнулся в воду и, как дымовой завесой, сразу окутавшись клубящейся розовой мутью, медленно поплыл вниз по течению, победители наконец обратили внимание на пятерых людей, оказавшихся в их власти. (Аггела, жизнь которого сейчас не стоила даже рваной советской рублевки, в расчет можно было не брать.)
Смыков, обладавший профессиональной памятью на лица, еще издали узнал Рукосуева и заговорил с ним в развязно-почтительной манере, которую обычно употреблял в общении с преступными авторитетами, до поры до времени гуляющими на свободе.
– Доброго здоровьица! Давно не виделись. Очень кстати вы подоспели. Шалят тут некоторые, понимаете. Из-за этих рогатых приличному человеку и погулять спокойно нельзя.
