Геннадий Прашкевич - Шпион в Юрском периоде
Доктор Хэссоп не раз ссылался и на некоторые древние святилища Англии и Шотландии. Они построены из огромных камней, особым образом расставленных. О Стоунхендже я читал даже сам — это в Солсбери, юго–запад Британии. По словам доктора Хэссопа, стоунхенджские сооружения — доисторическая обсерватория, и люди, ставившие ее, хорошо знали, что только узкий пояс именно в этой местности годится по своим астрогеографическим параметрам для подобных сооружений, а любой самый ничтожный сдвиг по широте может дать значительные искажения при наблюдениях…
Доктор Хэссоп не раз напоминал: Пифагор (есть такие сведения) учился у друидов, а они были высшей кастой кельтских жрецов. Юлий Цезарь, завоевав Галлию, в отличие от Пифагора не испытывал никакого уважения к друидам — он сжег их огромную библиотеку и вырезал самих жрецов. Но всех ли? Откуда столько невозможных, столько удивительных открытий рассыпано по страницам неистового Джонатана Свифта?
А йоги?
Они пьют дымящуюся серную кислоту, ложатся на битое стекло, пропуская по себе тяжелый грузовой автомобиль, умеют останавливать собственное сердце. Они взглядом могут двигать предметы. Кинокамера подтверждает это, а ведь она не подвержена гипнозу. Я спорил с доктором Хэссопом: тайны йогов — особая статья. Что, кроме тайн собственного организма, они могут хранить и передавать? Доктор Хэссоп возражал: а почему деревни, рядом с которыми селится йог–отшельник, считают себя счастливыми? Какими знаниями обладает йог, если эти знания сразу оказывают некое положительное воздействие на целую округу? И вообще. Доктор Хэссоп задумчиво качал головой. В древней Индии, в Тибете, в Перу люди издавна имели ясное представление о множественности населенных миров, а в древнем Шумере знали, что звездный свод совершает свой полный оборот за 25 920 лет. Откуда, черт побери, такая точность? Кто это вычислял, какими способами? Почти двадцать шесть тысяч лет — это не тот период, который могут вычислить три–четыре поколения.
А в Читамбираме, городе танцующего Шивы, указывал доктор Хэссоп, до сих пор функционирует храм Неба. Он принадлежит общине, члены которой живут крайне замкнуто. Почему бы им не оказаться как раз отделением некоей тайной мировой касты, скрывающей от легкомысленного и агрессивного человечества такие игрушки, как греческий огонь, оружие Замамы или тайну ядерных трансмутаций?
Я смотрел на спящего человека, укрывшегося долгополым старомодным пальто. А если ко мне должен был подойти он? Я чувствовал себя ослом, поставленным между двумя охапками сена. Обе манили, я не знал, какую хватать. К тому же все это сейчас зависело не от меня, а от суетливых коричневых братцев.
Знай свое дело, Эл. Это твоя прямая обязанность.
Истинное дело требует совершенства, незнание, как правило, приманивает смерть. И тем сильнее, чем глубже незнание.
Альберт Великий (“Таинство Великого деяния”) в устном пересказе докторе Хэссопа.
Ночь прошла как в дурмане.
Ранним утром раздраженный носовой голос вырвал меня из нервного сна.
Пауль выкрикнул нечто враждебное, но вполне понятное. Я хмыкнул: опять моя очередь? В душном вагоне светили лампы, видимо, работал генератор поезда. Я представил, сколько стволов и внимательных взглядов направлено сейчас на наш вагон из‑за деревьев, и невольно поежился. Мне не хотелось сидеть привязанным к взрывному устройству, но по–своему малайцы были правы: не следовало держать там кого‑то одного, человек мог заснуть, ему могло стать плохо…
Но почему опять я?
Йооп, не сильно усердствуя, привязал меня к цепи.
Я невольно усмехнулся, вспомнив вчерашние размышления.
Алхимики, философский камень, тайная каста… Все это сказки старого Хэссопа… Убедительные вечером, утром они теряют силу. К тому же я хорошо видел лицо спящего напротив соседа. Я больше не сомневался: это все‑таки был Шеббс. Наверное, ночью он сидел на цепи возле дверей и тоже смотрел на меня — спящего. Для него я был случайным попутчиком.
Я смотрел на спящего Шеббса с раздражением.
Дай Бог, если он не нашел свои деньги, а если нашел, то не растратил. Я хотел, чтобы он вернул деньги Консультации. Не государству, не компании “Нортуэст эрлайнз”, а Консультации. Не окажись мы среди коричневых братцев, я вывел бы Шеббса в тамбур и каблуком наступил на ногу. Прекрасный способ разговорить любого. Раздавил пальцы, и он твой! А если, рыча, бросится в драку, тогда ты просто собьешь его с ног и покажешь, кто истинный хозяин положения.
Но я ничего не мог.
Ожидание — вот все, что оставили коричневые братцы. Я был отрезан от Консультации, от Джека Берримена, у меня не было оружия, в любой момент меня могли пристрелить.
“Но я этого не допущу”, — хмуро подумал я.
Откинув голову, я долго смотрел на скучный потолок вагона. Или на кровлю? Я запутался, не знал, как сказать правильно. Впрочем, не все ли равно — кровля или потолок? Я увидел, что вагон совсем новый, его, может, впервые выпустили на линию. Он не был еще ни закопчен, ни запачкан. Все было чистенькое и блестело. Машинально я опустил взгляд и увидел светлую кожу сиденья.
Светлую, да… Но этот рисунок… Вчера я вел себя как дикарь…
Я почувствовал странный толчок в сердце и уставился на рисунок.
Ну да, алхимический символ ртути. Я сам нарисовал этот правильный круг с прямой ручкой–крестом, а сверху полумесяц — рогами вверх. И круг — аккуратный, украшенный лучиками и жирной точкой в центре тоже рисовал я. Золото… Тело пурпурное, муж зрелый, свет горний… Я даже вспомнил, как легко скользила авторучка по упругой коже, оставляя на ней отчетливый, ясно различимый след.
Но теперь все выглядело несколько иначе. Теперь, как бы продолжая предполагаемый ряд, завершая некую магическую формулу, между символами ртути и золота было аккуратно пририсовано нечто, что я сперва принял за еще один неряшливо начертанный круг.
Но на самом деле…
На самом деле это были две пожирающие друг друга змеи…
Если быть совсем точным, одна из них должна была оказаться красной, другая — зеленой, но рисовавший пользовался всего лишь одноцветной авторучкой, она и сейчас валялась в щели между сиденьем и спинкой кресла.
Уроборос…
Великий магистерий…
Философский камень…
Как ни странно, но именно этого знака не хватало в намеченной мною последовательности.
Но я же не рисовал ничего такого! Золото — да. Ртуть — да. Но не философский камень! Я не рисовал этого. Я был убежден, что не мог сделать этого, даже впав в забытье. Я умел себя контролировать. А если так…
