Владимир Фирсов - Срубить Крест
Под трибунами было сыро и сумрачно. Сверху раздавались шаги, через щели сыпался мусор. Я встал возле входа в судейскую ложу и вдруг заметил бравого ресторатора, который спешил куда-то с озабоченным видом. Увидев меня, дядюшка Теодор смутился, глаза его забегали, и он постарался прошмыгнуть мимо. Но я ухватил его за плащ и остановил.
— Ты пришёл посмотреть, как я выполню своё обещание? — спросил я ласково, продолжая держать его за полу плаща. — Теперь уже недолго ждать. Да, кстати, я всё хочу тебя спросить: где ты раздобыл такого великолепного коня?
Дядюшка Теодор, красный как рак, молча тянул плащ.
— Почему ты молчишь? Ведь я могу подумать, что он добыт нечестным путём.
Побагровевший ресторатор всё дёргал своё одеяние, губы его шевелились, но издаваемые им звуки были абсолютно бессвязными.
— Ба, что я вижу! Да у тебя под плащом целый арсенал! А мне казалось, что сюда могут приходить с оружием только кавалеры. Как я ошибался! Надо будет рассказать стражникам о своём заблуждении. Что? Ты не хочешь?
Тут дядюшка Теодор так рванул плащ, что тот затрещал. Тогда я разжал кулак.
— Я пошутил. Иди занимай хорошее место. Только послушайся моего совета: забудь про свои игрушки. — Я кивком показал, что имею в виду.
— Можно, я тоже скажу несколько слов? — прорезался наконец голос у ресторатора. — Будь на месте благородного кавалера кто-то другой, мы бы прирезали его так, что он и пикнуть не успел. Так что пусть кавалер идёт своей дорогой.
— А могу я узнать, почему для меня делается такое исключение?
— Кавалер должен сперва свалить кавалера Рюделя… Теодор поплотнее запахнул плащ и исчез, оставив меня раздумывать над его многообещающим «сперва»…
Через несколько минут я заметил автомобиль птицеголового судьи, волочивший за собой хвост дыма, и приказал Петровичу отойти в сторону.
Судья лихо подскочил на своём драндулете ко входу и важно вышел из машины. Меня он заметил только у самой двери и перепугался так, что на него было противно смотреть.
— Я приветствую кавалера… — пролепетал он. — Сейчас ему предстоит важный бой…
Я схватил его за грудь и трахнул спиной о стену.
— Что… Что это значит? — захныкал он. — Как… Как вы смеете?
Я съездил ему по роже и с удовольствием отметил, как начала опухать и вторая его скула.
— А ну заткнись! — рявкнул я как можно свирепей. Когда бабушка говорила мне, что грубость и наглость могут оказаться здесь более действенным оружием, чем ум и логика, я не хотел ей верить. Но птицеголовый понимал только такой язык — язык силы.
— Ты сдержал слово? Где сейчас мой слуга?
— А… э… — заблеял судья. — Он… это… жив—здоров…
— Я сам знаю, что он жив-здоров. Я спрашиваю: ты сдержал слово? Петрович, сюда!
При виде Петровича глаза у судьи вылезли из орбит и отвалилась челюсть. Я покрепче прихватил его за плащ и приподнял. Он заскоблил ногами по стене и разинул было рот, но я показал ему кулак, и он умолк.
— Теперь я знаю, что ты не только судья, но и палач. Неправедный судья и никудышный палач. Но ты больше не будешь судьёй — я это тебе обещаю. Ты не умеешь держать слово.
Я повернулся к Петровичу.
— Судье больше не понадобится автомобиль. Это излишняя роскошь — такому подонку ездить в автомобиле.
Петрович понял меня с полуслова. Он чуть повернулся к машине — раздалось шипение, над автомобилем встало белое облако дыма, и он развалился на две аккуратные половинки. Ещё белее, чем дым, стало лицо судьи. От страха он начал громко икать.
— До конца схваток я разрешаю тебе оставаться судьёй, — сказал я. — А после боя я подумаю, что мне с тобой делать.
Птицеголовый был перепуган насмерть, и всё же я заметил, как в его глазах промелькнул злобный огонёк. Я решил не оставлять ему ни малейшей надежды.
— А если я не выиграю бой… Тогда мой слуга, который нынешней ночью очень тебя полюбил, сделает с тобой то же, что и с автомобилем.
Я приказал Петровичу отвести судью в ложу и не выпускать оттуда ни под каким предлогом.
— И пусть он прикажет своей страже убраться из судейской ложи. А не послушается — изруби их, как капусту.
Я решительно отдавал кровожадные приказы, а Петрович послушно кивал. Я знал, что он никого и пальцем не тронет, но судья об этом не догадывался и принимал всё за чистую монету.
— Надеюсь, что сегодня больше не будет никаких неожиданностей? Ни взрывов, ни пожаров? — Тут я провёл пальцем по рукаву судьи. — Это что? На твоей одежде копоть? Не из дворцовой ли конюшни? А может быть, из нашего дома?
Судья дёрнулся, словно его ударили, и мне стало ясно, что мои подозрения справедливы.
— Да, вот ещё… — Я вынул из кармана два снимка и сунул судье в нос. — Вот тут Рюдель и ты с каким-то аппаратом. Если я увижу эту штуку хоть раз… — Я задумчиво посмотрел на остатки автомобиля. — А сейчас иди. И суди праведно. Это твой единственный шанс. Петрович, от судьи ни шагу, даже если тебе будет приказывать сама Ганелона!
Петрович подхватил обмякшего судью и поволок его в судейскую ложу.
«В какое же болото ты попал, Алексей, — думал я, направляясь к своим друзьям. — Бабушка права: здесь могут отравить, ударить ножом в спину… О честном рыцарском бое никто и не помышляет. Хорошо, что остался последний поединок».
Но я ошибся — глашатаи объявили бой с неизвестным мне кавалером.
Это был какой-то обман: я знал, что все Соискатели, кроме Рюделя, уже выбыли из борьбы. Видимо, кавалеры срочно мобилизовали ещё одного претендента. Вряд ли это был сильный боец — все свои резервы Рюдель уже бросил в бой против меня. Ну что же, свалю ещё одного — только и всего.
Я надел броню и уже собирался сесть на коня, когда увидел бегущую от трибуны девушку. Это была Леннада.
— Принцесса желает успеха кавалеру Алексею, — сказала она. Её щёки раскраснелись от бега, а большие глаза под густыми дугами бровей были так печальны, что у меня защемило сердце.
— Спасибо, Леннада, — сказал я как можно ласковей. Эта девушка нравилась мне всё больше и больше. — А каким будет твоё пожелание?
Она отпрыгнула от меня, как разъярённая кошка.
— Чтоб твой конь сломал ногу на первом же шагу! Чтоб твои руки ослабели и не могли удержать копья! Чтоб солнце ослепило тебе глаза, чтоб пыль задушила тебя! Пусть твоё сердце станет трусливым, как у зайца, пусть лопнет подпруга у коня и отлетят подковы!
— Не слишком ли много пожеланий сразу? — засмеялся я. Но девушка вдруг расплакалась и села на траву, закрыв лицо руками.
— Пора, Алексей, — сказал мне Фей, показывая на Ристалище, в противоположном конце которого уже показался мой противник.