Марго Па - Белый город
Да, ты хоть знаешь, сколько раз ты роняла меня навзничь, легко подставив подножку? И била снова и снова тонким стальным каблуком по лицу. Это ты приучила меня носить маски и пользоваться тональным кремом, чтобы умело скрывать боль.
Но скажу тебе: «Бей еще! „Все, что не убивает, делает меня только сильнее“.[28] Это не мазохизм, а тяга к преодолению. И это потрясающее чувство, когда затягиваются шрамы, а под лопатками сладко чешутся новые, только что оперившиеся крылья! И я снова лечу за тобой по бульварному кольцу…
Хотя Патриаршие мне нравятся больше – твой самый нежный изгиб. Место моей силы. Я вгрызаюсь в тебя и пью ледяную чистую кровь, мешая ее с глинтвейном в разбросанных по окрестной Бронной кафешках. Я пью и знаю: тебе хорошо со мной. Ведь я – лимита. Не дочь, не жена, всего лишь любовница, полукровка. Но я не скрываю своего положения, не стыжусь и не жалуюсь. Я НИ О ЧЕМ НЕ ЖАЛЕЮ! Только лелею мечту, что когда-нибудь буду достойна тебя. Дай только срок. Я знаю, что смогу это сделать. Есть планы… И ты, конечно же, мне в этом поможешь.
А пока каждый месяц я, уходя из дома, не говорю, куда и зачем. Меня даже не спрашивают уже, ведь доверие – самая прочная веревка на свете. Но я все же смотрю на дома близ Патриарших, выбираю окно, проникаю в комнату и … мысленно крашу стены в черный цвет. Мечта – только для меня одной: комната бывшего Сталкера с черными стенами, высоким потолком, картинами и старым проигрывателем виниловых пластинок, как у Кайдановского ПОСЛЕ,[29] но на Патриарших, чтобы можно было кормить лебедей. И в этой комнате – желание все с себя снять…
И тогда ты больше не сможешь меня ударить. Ведь ты – единственная, кого я любила и кому по-настоящему преданна. Так глубоко, что уже не уйти, не вырваться, не изменить и не умереть никогда».
– Так… Мальчики тебе уже надоели, на девочек потянуло?
– Причем здесь девочки? Это о любви… к городу! К Москве! Только образно. Я все-таки писатель… и мыслю образами.
– Блядь ты, а не писатель! И вообще забирай свои книги и проваливай. К тому же особо стараться не придется: рухнула твоя книжная полка над кроватью. Хорошо, что днем – никого не убила.
Ну вот, еще один опыт совместной жизни закончился неудачей, еще один переезд будет равен трем пожарам. Бедные книги! Сколько им УЖЕ пришлось пережить, и опять начинается: погрузка-разгрузка, перетаскивание с места на место, опять абреки-носильщики будут их ронять, мять, пинать ногами… Простите, не вышло…
Хотя в чем-то Он прав: писатель – та же шлюха: не разденется, никто и внимания не обратит, платят ему только за секс, а за боль назначают двойную цену, ведь читателю присущи все пороки человечества, и он ищет и ждет лишь одного – удовлетворения.
И Экклезиаст тоже прав: «Преумножая знания, преумножаем скорбь». Иногда буквально.
Голая, осиротевшая без книжной полки стена. И только маска из новой коллекции смотрит пустотой прорезей глаз, болтаясь на единственном уцелевшем при падении гвозде. Полина начала коллекционировать маски совсем недавно, задаваясь вопросом к чему все это? Но в Художественный салон заходила регулярно. Черные, белые, золотые. Королевы, шуты и бродяги. Что это? Тяга к необычному? Писательский интерес к лицам? Культивирование оригинальности? Нет, скорее желание скрыться. Не подражать, а именно скрыться. Когда ожидания близких (и не очень) настолько противоположны твоим, хочется подальше сбежать от них, хотя бы внутрь себя – под маску.
Да, она – в маске. Коллекция нашла объяснение, что дальше? Полина всегда ненавидела свои фотографии и отражение в зеркале. А что если, взглянув в зеркало еще раз, она увидит лишь маску – одну из тех, что пока еще висят на этой стене? Кто вообще может закрыть глаза и мысленно увидеть свое лицо? Вы можете? Она – НЕТ.
Даже вместо записной книжки для текстов книги у Полины корпоративный блокнот фирмы, где она работает, с рекламной надписью: «More bigger, better ideas», чтобы никто не догадался, ЧТО она пишет.
«Удивляешься? Эти киногерои перестали тебя умилять. Дачи копают королевы и воины. Рядиться достало… Нет больше сил ублажать…», – поет Лагутенко[30] в наушниках.
Стоп! У нее нашелся ответ. Им важнее КАЗАТЬСЯ счастливыми, а не БЫТЬ! Как на рекламной картинке Coca Cola: папа, мама, сын и дочка. И все улыбаются, как безумные. Правильно шутит Михаил Задорнов: им туда что-то подмешивают. Наркотик. Эликсир безоблачного счастья. Вспомнился Пауло Коэльо: «…признак утраченной мечты – это умиротворение. Жизнь делается похожа на воскресный вечер: мы мало чего требуем, но и почти ничем не жертвуем…».[31] Полина еще раз взглянула на рекламный плакат: улыбки столь натянуты, что лица вот-вот треснут по швам. А лица ли? Или маски? И что под маской – мечты, которые давно истлели, что уже даже не пахнут? И вся жизнь как бесконечный воскресный вечер: сидят, обсуждают, как поедут в ИКЕА за рассадой на дачу и где дешевле закупать продукты в «Перекрестке» или в «Копейке». «Все, как в Госплане, на десять лет вперед расписано[32]», и из года в год, из века в век меняются только пункты-цели, но не сам план. Квартира, дача, машина, потом дети… и квартира, дача, машина – для детей, потом внуки… Разбогатеть, продолжить свой род и сдохнуть. Все! Точка. Последний пункт плана. Счастье – не право, но обязанность.
Подруга, для которой Полина еще совсем недавно выбирала книги, пригласила временно погостить в ее загородном доме. С неохотой, но пришлось согласиться. Не бомжевать же на Ленинградском вокзале в самом деле?
Конец ноября, поздний вечер. И снова – картинка, как в голливудском кинофильме: огромные окна уютно светят в темноту леса. Сквозь стекло: мама, склонившаяся над малышом в кроватке. Идиллия? Нет, мираж!
Мужа, конечно, нет дома, у него – своя жизнь, своя война между заказчиком и подрядчиком, а после победы – с бабами в сауне, жена же временно недоступна.
А ее подруга целыми днями одна – сражается с невидимыми врагами между кухней и стиральной машиной. Полина для нее – тоже своего рода выход из безысходности. Хоть с кем-то поговорить, убить время. Ох, уж это вечно тикающее в висках время! Древняя восточная пытка каплями воды.[33]
– Я так счастлива! У меня все есть! – улыбаясь, рассказывала подруга, разливая чай. А глаза у самой, как у брошенной собаки. Неужели она действительно думала, что Полина не заметит, проглотит, согласится участвовать в показухе?
Брак – всего лишь еще один способ безнаказанно заниматься развратом. Первый – не всем по карману. Однажды Полина искала для новой повести[34] сюжет поострее и наткнулась на одну интересную статью: «Избавление от комплекса вины». Профессиональный психолог советовал беременной домохозяйке: «Вы не хотите идти на аборт и полностью зависите от вашего мужа? Так зачем вам вообще говорить ему правду о том, что ребенок – не от него. Поверьте, он примет и полюбит его как родного малыша. Промолчав об измене, вы сохраните и семью, и ребенка, которого носите под сердцем. И у вас еще будет столько счастливых минут, прожитых вместе, что истинное отцовство не будет иметь никакого значения». А между тем, есть элементарный генетический тест, и если бы новоиспеченным отцам не внушали, что «недоверие оскорбляет любимую и недостойно мужчины», взращивая в них тот самый пресловутый комплекс вины, то не было бы ничего предосудительного в том, чтобы вовремя им воспользоваться. И тогда лица на рекламных плакатах уже не выглядели бы столь безоблачно. Полина так и не решилась позаимствовать данный сюжет – противно стало. На помощь пришла тема третьего в постели. Они опубликовали данные статистики анонимных опросов: сколько женщин спит с мужьями, воображая на их месте Киану Ривза.[35] Но чем воображаемое замещение все же лучше физически хамского предательства, объяснить она вряд ли смогла бы. Может, оттого что сама всю жизнь спала не с тем, с кем хотелось, а потом просто заперла все двери на ключ и сбежала в Белый город? Все вокруг пропитано ложью!
