Наталия Шитова - Кира Вайори (СИ)
— Йан учил меня играть, — сказал Шокер с улыбкой. — Кончилось это тем, что однажды я так загонял его, что он упал и вывихнул руку. Больше он со мной не играл.
Мы пошли по коридору обратно.
— Здесь, — он махнул рукой на одну сторону. — Здесь одно время были гостевые спальни, потом в них жили мои дети. А напротив — ещё две спальни.
Он открыл дверь:
— Это комната Йана.
Я заглянула с порога. Комната была пуста, только в углу стоял довольно старой модели музыкальный центр и стеллаж, заполненный под завязку дисками.
— Не поднимается рука избавиться от этого. Йан очень долго собирал свою коллекцию, большинство с изнанки притащил. Не знаю, почему он с собой не забрал после свадьбы. Куда теперь это деть, не представляю… А вот это — моя комната.
Я рассчитывала увидеть голые стены и пару стульев, но была разочарована.
Оптимистичные сиреневые полосатые обои. Но их почти не видно за множеством плакатов и рисунков. Плакаты — что-то из жизни рок-музыки, рисунки — какие-то карандашные наброски, лица, человеческие силуэты.
Неширокая кровать, по-холостяцки придвинутая к стене, небрежно наброшенное на постель одеяло, а сверху ещё и клетчатый плед.
Письменный стол, такой обычный, ученический, со старым-старым компьютером, какой-то дурацкой настольной лампой и кучей книжек, половина из которых на гатри, половина на русском. Обкусанные карандаши в полинялом деревянном стаканчике. Полустёртый ластик.
Щербатый скейтборд в углу. И там же теннисные ракетки в прозрачном пакете и рядом поношенные кроссовки, в которые сегодня вряд ли влезла бы нога Шокера.
— Так вот ты какой на самом деле, Андрей Клайар…
— Разочаровал? — усмехнулся он.
— Нет. Но ждала другого. Думала — очередной муляж жилища. А ты, оказывается, когда-то был живым.
— Здесь я себе это позволяю. В своём доме раньше тоже позволял. Теперь только здесь.
— Что за рисунки на стенах?
— Мои, — равнодушно отозвался он. — Давно когда-то баловался.
Я вышла на середину комнаты, хорошенько осмотрелась вокруг и повернулась к Шокеру.
— Нельзя тебе этот дом продавать.
Он повёл плечами и сказал задумчиво:
— Есть вещи поважнее ностальгии. И есть долги важнее всех вещей.
— Это что, стихи?
— Да.
— Только не говори, что твои. Я этого не перенесу.
Он рассмеялся, пожал плечами и ничего не сказал. Вот и пойми его.
Мой телефон затренькал. Я вынула его из кармана.
— Да, Миша.
— Ты где?
— Гуляю.
— Я всё закончил, давай я к тебе навстречу выйду.
— Не надо, Миша.
— Почему? — удивился он.
— Мишенька, если я сегодня вернусь, то я вернусь сама. Не надо меня встречать.
— То есть как «если вернёшься»? — испугался он.
— Вот так, Миша.
Он молчал долго, будто ждал от меня каких-то пояснений. Не дождавшись, буркнул:
— Ладно, я понял.
Я опустила телефон в карман.
— Я сейчас был у Нарратора, — подал голос Шокер. — Припёр его к стенке. Так что я всё знаю.
— Что ты знаешь?
— Ох, ну вряд ли совсем уж всё, на это я не надеюсь. Но многое. Про выходку Альдона, про то, кем он тебе приходится. И про то, в чём же ты мне врёшь: этот рыжий ведь тебе и не муж вовсе.
— Да, видимо, ты неслабо припёр Марека. Или стенка была раскалённая.
— Просто был серьёзный мужской разговор, — вздохнул Шокер. — Я ему объяснил, что, когда я интересуюсь тобой и твоими делами, это не любопытство и даже не вежливость. Это личное. Это моё личное.
— И что Марек?
— Разозлился.
— Почему?
— Не знаю. Возможно, я — не совсем то, чего он хотел бы для своей сестры. Или даже совсем не то.
— Да уж, меньше всего для своей сестры он хотел бы…
— Чего? — напряжённо уточнил Шокер.
— А, неважно. Я завязала высказывать мужчинам претензии. Всё у нас с тобой в порядке, Шокер, всё именно так, как единственно возможно.
— Да что ты? В порядке? Да у нас всё никак, Кира, — он внимательно посмотрел мне в лицо. — Никак.
— Шокер, не надо.
— Я тебе удивляюсь. Да что там — восхищаюсь тобой! Ты как-то умеешь с этим «никак» смириться.
Я покачала головой:
— Не умею, Шокер. Умела бы — не устроила бы вчера этот позор с танцами. Я ж всё тебе назло делала. За то, что с Лали любезничал. Как будто бы непонятно было, что ей тоже нужно и хорошее настроение, и выход в свет, и не чужая она тебе, у вас общий ребёнок… Но я всё-таки пошла и оторвалась по полной… А ты говоришь, умею смириться. Три раза «ха-ха»… Ты, кстати, прости меня за всё это. Стыдно теперь.
— Ты вчера красивая была. Очень. Невероятно, — тихо сказал он.
А я взбесилась:
— Не смей об этом!
— Да почему?!
— Альдон тебя опередил с этим комплиментом. И теперь, наверное, кто бы ни сказал, что я красивая, буду в первую очередь эту мразь вспоминать.
Он подошёл поближе и взял меня за плечи.
— Ты, наверное, сильно испугалась, кроха?
— Нет. Просто очень гадко.
Он осторожно обнял меня и стал поглаживать по спине, как маленького обиженного ребёнка. Но мне совсем не хотелось быть для Шокера ребёнком. У меня было и есть, с кем чувствовать себя ребёнком.
— Андрюша, поцелуй меня.
Он прижался губами к моей макушке.
— Нет. Не так.
Я чуть отодвинулась от него, взяла его голову в ладони и поцеловала. И ещё, и ещё раз. Я целовала его губы и щёки медленно и нежно, а он всё не отвечал… Прямо, как та пуганая ворона… Один раз чуть до беды не дошло, теперь робеет, что ли?
— Андрюша, прости меня!
Он что-то промычал возмущённо.
— Никогда больше не буду тебя отталкивать!..
— Иногда надо.
— Но не сейчас!
И наконец-то он поцеловал меня так, как я ждала. Так, что сразу же захотелось и его рук, и его сильного тела, и прямо сейчас, и чтобы всё мне, мне одной…
Он шагнул к кровати, наклонился и одним рывком сдёрнул одеяло.
* * *За окном давно стемнело. Мы задёрнули штору и включили настольную лампу.
Я всё играла в самую замечательную игру на свете. Называется «вылепи себе Шокера».
Мне нравилось просто гладить и целовать его. Нравилось, как он довольно жмурится под моими руками. Нравилось просто прижаться и слушать дыхание. И обводить пальцем его красивые ладони, словно очерчивая контур. Сколько, оказывается, всякой милой ерунды может нравиться, если рядом Шокер… Например, потереться щекой о его щёку, оцарапаться и спросить: «Андрюша, что ж ты вечно такой колючий?» И уже в который раз убедиться, что огромные мужские руки могут быть не только сильными, но ещё и ласковыми.
И я подумать боялась, что всё скоро закончится. И придётся встать и уйти. И никто не скажет, сколько осталось. Может быть, час ещё есть, а может быть и меньше. И Шокер снова исчезнет куда-то, где его ждёт что-то очень важное, куда более важное, чем я. А я останусь без него. Без надежды на что-то определённое. И лови потом опять момент, когда судьба сведёт. И ладно ещё, если сведёт, а то и столкнёт лбами.
