Валерий Большаков - Другие правила
Габа ввел станцию в визирное перекрестие и дал максимальное увеличение на телепроектор. Он увидел пять одинаковых фокусирующих модулей, связанных блестящими тросами. Над фокальным комплексом висела орбитальная платформа, вдоль и поперек истыканная эмиттерами и трастерами. Резко выделялся челнок пурпурных, взявший Спу на абордаж.
— Мы спина к спине под дюзой… — пробормотал Габа. — Тоже мне, мадамы Вонги зачуханные…
План его был прост: а) через служебный люк проникнуть внутрь станции; б) найти ее экипаж и в) всей толпой бить пурпурных, пока те не посинеют.
Бвана Оле-Сенду не портил себе жизнь сомнениями типа «а если…», «а вдруг…». Человек простой, он мыслил легко, любил ясно и без терзаний, жил одним днем, но уж проживал его на все сто. Смакуя радости человеческого существования, скользя по горестям, как по тонкому льду, не позволяя себе провалиться в глубину страданий. Он был счастливым человеком.
Космоскаф выдвинул мощные манипуляторы, разжал захваты. Спу наплывала из темноты, как огромный автокар на игрушечную машинку, грозя расплющить, растереть, размазать. Габа вспомнил, как на даче у Максима, в Алябьеве, мыл стекло командирской «Волги», заляпанное медом и раздавленными пчелами…
Умахнуло влево здоровенное полушарие антенны дальней связи из серебристых радиусов и колец. На пульте вспыхнул транспарант «Экстренное торможение». Замелькали перекладины башни фазировки. Мимо?! Манипуляторы вцепились в металлическую полосу, космоскаф крутануло, мотнуло в сторону. Один из захватов сорвался, но титановое щупальце тут же перецепилось. Все?! Вроде все… Ну, слава те… Прибыли. Повесив плазменник на шею, Габа осмотрелся. Станция уже не умещалась в поле зрения и вовсе не казалась округлой. Было похоже, что стоишь на ровной, слегка покатой палубе колоссального линкора из боевика для отроков. Вон впереди торчат огромные панели радиаторов, похожие на жалюзи. А сзади громоздятся ребристые кубы импульсаторов… Ладно, завтра будешь любоваться! Нашел время…
Перебирая руками поручни, Габа дотянулся до крышки внешнего люка. Сунул ноги в фиксаторы, ухватился за рычаг, утопленный в глубокой выемке, и потянул. Крышка люка бесшумно отъехала в сторону.
Согнувшись в три погибели, Габа проплыл по узкому пространству между оболочками Спу, открыл служебный люк и спустился в шлюзовую. Здесь было тихо, но тишина стояла зловещая, взводившая нервы, пронзительная, как после выстрела. Так и тянуло оглянуться, но штурман сдержался. Он подтолкнул себя к полу, уцепился магнитными подковками. Приблизившись к информационному терминалу, на панель которого осели стеклистые капли конденсата, штурман неуклюже потыкал пальцами по клавишам.
— Диагностика первого уровня, — дребезжащим голосом сказал водер и удовлетворенно добавил: — Функционирую.
— Сколько всего людей на борту?
— Девять человек.
— Где они сейчас?
— Не имею информации.
— Посмотри хорошенько!
— Имею косвенную информацию. Согласно датчикам дислокации, группа в количестве четырех человек находится на центральном посту управления. Члены группы не идентифицируются. Дежурный диспетчер Гомес, инженеры-контролеры Одинцов, Калитин и Волков перемещаются в пределах агрегатного отсека.
— И как туда… ну, в агрегатный, пройти?
— Отсюда по радиальному коридору до лифта. Спуститесь на вторую палубу яруса «В», сектор Дзета. Налево по осевому коридору.
— Thanks, comp.
— Not at all.
Габа разблокировал дверь и негромко пробормотал:
— Ну, все… — Он перехватил дезинтегратор за рубчатое цевье и перевел регулятор мощности на импульсный разряд. — Пошли искать приключений… на нижние 90!
Глава 11
Все шло штатно. Бот перешел в горизонтальный полет и ему навстречу накатывала Великая Северная равнина (та самая, которая, по мысли авторов проекта «Марс», должна была стать ложем Северного океана) — тускло-оранжевая, местами темнее, местами светлее и ярче, рябая от мелких кратеров, конопатая от полузасыпанных глыб, от скопищ черных скал, испещренная разломами и ярдангами Ярданги (тюрк.) — вытянутые вдоль господствующего ветра узкие, прямолинейные, с асимметричными крутыми склонами борозды (глубиной около 1 м) и разделяющие их острые гребни, образующиеся в пустынях на поверхности глинистых и суглинистых или более плотных пород. — Примеч.pea. ].
— Все это хорошо, — проговорил Гирин, зыркая на вихлявшиеся мнемографики, — одно плохо: времени — с гулькин нос…
— Если они уже извещены… — раздумчиво сказал Жилин и не договорил.
— Вот именно — если! Да отъехали бы к югу хотя бы! Неужели так трудно догадаться?! Нет, вот, как назло все!
Гирин навалился на пульт и уставился на песчистый горизонт. Прошла ровно одна минута.
— Рассказал бы что-нибудь, что ли, — проговорил Жилин. — А то я на эти часы смотреть уже не могу! Слушай… Давно хотел спросить: а где это ты нашего… астронавигатора встретил?
Гирин смешливо фыркнул.
— Ты не поверишь! — жизнерадостно сказал он. — В изоляторе!
— Ну?! — удивился Жилин. — Серьезно? Это тогда еще, в Африке? Ты как-то рассказывал…
— Да не-е… Какая там еще Африка… У нас, в Индиге! Я тогда в полиции работал… Нет, — покачал Гирин головой, — тут надо по порядку, с самого начала. Ну, тут как?.. Я еще со школы хотел в межпланетники намылиться, да, знаешь… Побоялся. По математике я из шестерок не вылезал, один раз только восьмерку получил. Ну, куда я с такими оценками? Короче… Да, а жили мы тогда у Лукоморья — вот так набережная… — Гирин показал как. — Атак наш дом, окнами на бухту. И вот, значит, встаю я однажды, слышу — крики. Смотрю, на берегу караканары за нашими девками гоняются. Нет, думаю, это уже наглеж! А я к тому времени где-то с год проходил в Патруле порядка. Ну, короче, цепляю я свою бляху и туда. Караканары на меня — ноль внимания. Ладно, думаю, не хотите по-хорошему, будем по-плохому. Ох, я им тогда и всыпал! А на другой день вызывают меня в земскую управу. Я думал — ругать будут, а меня наш уездный исправник, Елизар Терентьич, отводит в сторонку и говорит: пойдешь в полицию? А чего ж, говорю, не пойти? Можно… Туда ж такой конкурс, что не каждый еще и пройдет. Ну, накатал он мне рекомендацию, и я прямым курсом — в ГУЛ Индиги.
— Ни разу не был в Индиге, — признался Жилин, — вернее, был, но ночью. Пересадку делал.
— Много потерял. Столица Заполярья! Это тебе не баран начихал… А в принципе все они одинаковы, что Индига, что Амдерма, что эта… как ее… на Мурмане которая… Варзуга! Ага… Купола высоченные, прозрачные — ходишь, как муха под стаканом. Проспекты в стеклянных трубах… Вокруг снега, пурга заметает, а тут цветочки, стежки-дорожки, девки в одних сарафанчиках… Глянешь на метель за стеной — и аж мурашки по коже…
