Василий Головачев - Черная сила
Прежде всего разложил их на столе, стараясь делать это плавно, медленно, без резких движений. Мать инстинктивно определила их глубинную суть, не зная настоящих масштабов, поэтому и советовала быть осторожнее. Если бы она поняла значение находок, вряд ли разрешила бы сыну оставить их у себя, а уж тем более заниматься изучением.
Дар полюбовался на свечу, испускавшую в пси-диапазоне тоненькое всхлипывание, будто ребенок плакал. Потрогал кинжал, производивший впечатление таящейся мощи. Взвесил в руке и поставил на место невесомый стакан, стенки которого напоминали галактический звездный узор. Потом не удержался и перевернул тяжеленький голыш с мигающей звездочкой. Дождался, когда тот появится снова на прежнем месте – чудеса, да и только! – вспомнил о фотографии, которую успел прихватить с собой, поставил ее на стол. Пожалел, что не показал ее матери. Она сразу бы определила, отец это на фотографии в компании незнакомых людей или нет. Все-таки что-то было в нем не от князя Бояра Железвича, в осанке, повороте головы, в прическе. Интересно, не брат ли это отца? Или, может, дед?
Дар понял, что тянет время, не решаясь подступиться к главной добыче, рассердился на себя и раскрыл кейс.
Картины, свернутые в металлические на вид рулоны, смирно лежали в зажимах, излучая будоражащее тепло. Объяснить их функциональное предназначение Дар не мог, но, будучи неплохим специалистом по физике – в рамках изучения предмета в универсалии, – знал о существовании многомерных пространств, экзотических форм материи и полевых конфигураций. Картины являли собой некие пространственные объемы, свернутые в двумерные поверхности, и этого пока было достаточно для их созерцания. Что же касалось тайн их создания и воздействия на психику человека, на реальную жизнь, вплоть до «заглатывания» людей, над ними стоило поразмышлять в компании более компетентных специалистов.
– Без меня решил открыть?! – раздался сзади возмущенный голос Боряты. – Я так и знал!
Дар досадливо поморщился.
– Успокойся, ничего я еще не открыл. И вообще эти вещи опасны, так что не трогай их и не подходи близко, особенно к картинам.
– Что в них опасного? – удивился Борята.
– Меня чуть не затянуло в одну из них. Так что сядь в кресло и не вмешивайся, а то выгоню.
– Хорошо, хорошо, – торопливо сказал Борята, знавший крутой нрав приятеля, – не буду. А ты уверен, что девчата и в самом деле там, в картинах?
Не отвечая на вопрос, Дар натянул на руку «протез»-манипулятор, вынул из кейса один из рулонов – тот, в котором находились незнакомки и динозавр. Подумав, отошел к стене комнаты, на которой висел вышитый мамой рушник. Что делать дальше, он не знал, поэтому медлил, прикидывая варианты дальнейших действий.
– Давай разворачивай, – не выдержал Борята, – чего медлишь? Может, помочь чем?
– Сиди! – Дар взялся за теплую, даже горячую ручку стержня, вокруг которого был намотан «холст» картины, повернул вправо, влево, снова вправо, преодолевая сопротивление рулона.
Знакомый щелчок – будто тетива лука ударила в щиток на руке!
Рулон внезапно потерял вес, начал разматываться сам собой с тихим «подземным» гулом.
Дар выпустил его, попятился.
Рулон остался висеть в воздухе, развернулся, и взорам молодых людей предстала изумительно яркая, испускающая внутренний свет картина чужого мира: оранжево-сиреневая равнина, заросшая белым бамбуком, дырчато-ходульное дерево, горы с шапками голубого снега, динозавр в ромбовидной броне и две фигурки у камня в блистающих костюмах.
– Ух ты, красота какая! – выдохнул Борята, привставая.
Дар очнулся, сделал два шага назад, толкнул его в грудь, принуждая сесть.
– Не смотри долго! Картина от этого оживает!
– Я только секундочку!.. Это они?
– Они.
– Мама родная! Как они туда попали?!
– Если долго смотреть, картина превращается в окно, в своеобразный портал. В нее можно войти, как в другую комнату.
– Как интересно! А что будет, если туда действительно войти?
– Не знаю, не пробовал. Но поскольку наши знакомые не вернулись, то и мы можем не вернуться.
– Почему?!
– Все дело в свойствах картин, связанных с иномерными пространствами и временем. Возможно, время внутри них течет гораздо медленнее. – Дар подумал. – Или вообще остановилось. Вот девушки и остались.
– Зачем они вообще туда сунулись?
– Это ты у них спросишь, когда они выйдут.
«Если выйдут», – добавил Дар про себя.
– Разворачивать вторую картину будешь?
– Нет смысла. Сначала надо решить проблему, как вытащить из картины Дарью… и Ауму. Думай, голова, шапку подарю.
– Ну-у… – Борята почесал затылок, бросая косые взгляды на висевшую в воздухе у стены без всякой опоры картину. – Высунуть туда голову, позвать… они сами прибегут.
Дар постучал пальцем по лбу, тоже косясь на картину. Она звала его, разговаривала с ним, смотрела на него, но не так активно, как три часа назад, в тереме. Очевидно, свертка подействовала на нее успокаивающе, сняла какие-то потенциалы, усилила экранирование. В этом состоянии картина была явно менее опасна, чем раньше. И все же рисковать не стоило.
– Нет, можно выпасть туда… и остаться.
– Я тебя удержу.
– Лучше не… – Дар замер, глядя перед собой остановившимися глазами. – Погоди… ты гений, целитель! Что, если обвязать себя веревкой? Тогда можно будет вернуться, держась за нее. В крайнем случае ты меня вытащишь.
– Конечно, я гений, – расплылся в самодовольной улыбке Борята. – Кто бы сомневался? А может, лучше я туда пойду?
Дар сделал круг по комнате, предаваясь размышлениям.
– Нет, пойду я, тебе они могут не поверить. Жди здесь, я принесу веревку. И не вздумай приближаться к ней! Не то и тебя придется вытаскивать!
– Никогда! – торжественно поклялся молодой целитель.
Дар сбегал в погребню, вернулся с тонкой, но очень прочной бечевой; отец называл ее репшнуром; использовался такой репшнур для альпинистских вылазок и для связки древесных стволов в штабеля.
Борята стоял сбоку от картины и, вытянув шею, заглядывал в нее. Увидев входящего приятеля, кинулся к креслу, покраснел, виновато шмыгнул носом.
– Я только посмотрел… осторожненько…
– Вот и положись на тебя, – поморщился Дар. – Наверное, придется еще кого-нибудь звать, Скибу или Сердягу.
– Не надо никого звать! – испугался Борята. – Клянусь, я все сделаю!
Дар и сам не хотел впутывать в это дело посторонних людей. Был бы отец дома, они справились бы с операцией возвращения девушек вдвоем. Теперь же можно было опереться только на друга детства, еще не достигшего возраста ответственности.
– Ладно, поверю. Если не вернусь сам – выдернешь меня за шнур. Только ни в коем случае не подходи к картине близко! Даже если я застряну! Дождись отца.
