Дмитрий Колосов - Воин
Внутри храма, который, как оказалось, представлял собой попросту огороженный высокой стеной двор, было пустынно. Здесь не было ни статуй, ни украшений, ни жертвенных чаш и посвящений, столь обычных для эллинских святилищ, не было фресок и драгоценной посуды, а также изображений чудовищ, как в храмах Вавилонии, не было изящных каменных барельефов, обычных таинственным святилищам Кемта. Единственным культовым сооружением был расположенный посреди храма алтарь, на котором пылало девственно чистое пламя. Языки этого пламени были прозрачны настолько, что сквозь них были видны руки жреца, стоящего за алтарем. Как уверяли Александра переметнувшиеся на сторону македонян парсийские вельможи, силу этому огню давало горячее дыхание земли, вырывающееся из бездонных глубин, расположенных дальше бездн Тартара.
Таис остановилась у алтаря и завороженно устремила взор на огонь. Александр подошел к ней. Вначале он, как и девушка, глядел на пламя, протягивавшее скользкие языки вверх, словно пытаясь взвиться в манящее небо, затем перевел взгляд на Таис. В ее опушенных выгнутыми ресницами глазах плясал багровый вихрь. Мешаясь с аквамарином глазных яблок, он окрашивал очи девушки багровым туманом, в котором мелькали алые вспышки, подобные стремительным молниям. Эти молнии пронизывали глаза гетеры насквозь и оттого казалось, что они наполнены колдовской силой.
Раздался негромкий кашель. Александр и Таис одновременно повернули головы. Рядом с ними стоял неслышно подошедший маг. Лицо его было наполовину прикрыто повязкой, волосы блистали белизной. Парс отвесил поклон и произнес короткую фразу.
— Он благодарит тебя, царь, что ты спас храм Ахурамазды от поругания, — сказала Таис.
— Скажи ему, что владыка Азии заботится о любой вере, при условии, что эта вера признает его царскую власть.
Таис хотела перевести ответ царя, однако маг опередил ее.
— Не стоит утруждать себя, красавица, я знаю язык эллинов.
— Вот как! — Александр принял слегка напыщенную позу, скрестив на груди руки. — Я много слышал о твоей вере, маг!
— Мне ведомо, что идеи Заратустры известны эллинским мудрецам, в их числе и светлому разумом Аристотелю.
— Верно. Учитель не раз говорил мне, что знаком с учением Заратустры, но не захотел посвятить меня в его суть. Я так и не смог понять почему.
Вокруг глаз жреца появились морщинки, свидетельствовавшие о том, что парс улыбается.
— Он опасался, что ты увлечешься этими идеями и твой поход обретет совершенно иные цели.
— О чем ты?
— Пойдем. — Маг поманил царя рукой.
— Куда?
— В мой дом. Я объясню тебе суть откровений, какую пытался скрыть от тебя Аристотель.
Александр заколебался.
— У меня были иные планы, жрец.
— Пойдем! — попросила Таис, коснувшись тонкими пальцами царской руки. — Я просто ужас как хочу узнать, что собирается рассказать нам этот маг. Говорят, они все великие волшебники!
— Не бойся, тебе не причинят вреда, — прибавил парс.
— Бояться? Мне? — Александр засмеялся. — Ступай вперед, жрец! Я лишь скажу своим гетайрам, чтоб ждали меня у ворот храма.
Александр подозвал к себе стоявших неподалеку друзей и что-то негромко сказал им. Глаза воинов посуровели, они с подозрением посмотрели на мага, однако перечить царю не осмелились. Придерживая мечи, македоняне пересекли храм и скрылись за воротами.
— Сюда, — сказал жрец и повел гостей в свой дом.
Право, мало кто б решился назвать это убогое жилище домом. Скорее, это было похоже на каморку раба, не имевшую ко всему прочему крыши. Ее заменяли небольшие, не шире фута карнизы, дававшие чисто символическую защиту от солнца и еще меньшую от дождя. Посреди «дома» располагался плоский камень, игравший роль стола, вокруг которого были разложены ветхие куски ткани, предназначенные для сидения. Демонстрируя неприхотливость, царь немедленно устроился на одном из них.
— Я знаком с философом Диогеном, самым бескорыстным из всех живущих. Домом ему служит винная бочка, одеждой — ветхое рубище, а питается он оливками и черствым хлебом. Когда я однажды спросил мудреца, желает ли он, чтобы я для него что-нибудь сделал, сей Диоген ответил: подвинься, ты загораживаешь мне солнце. Признаюсь, подобный ответ восхитил меня. Так вот, бочка, в которой живет сей мудрый старик, может показаться дворцом по сравнению с твоим жилищем.
Маг выслушал эту тираду и усмехнулся. Он уже избавился от своей лицевой повязки, так что гости могли рассмотреть его лицо. То было лицо аскета, познавшего сокровенный смысл жизни.
— Диоген — дешевый фигляр. Хотя ему нельзя отказать в мудрости и цинизме.
— Однако, ты дерзок, маг! — сердито проговорил Александр. — Как твое имя?
— У меня нет имени. Я ученик Заратустры. Зови меня так. — Меж слов маг извлек из груды тряпья глиняный сосуд и показал его царю. — Вина?
У Александра давно пересохло во рту, но царь не желал в этом сознаться. Вино предполагает долгий разговор, Александр же не думал задерживаться в этом странном месте.
— Если оно такое же, как твой дом, то не стоит.
— Важен не внешний облик, а содержание, — нравоучительно заметил маг. — Мой дом удобен мне. Здесь всегда веет свежий ветер, днем согревает солнце, а ночью я любуюсь звездами. Я не могу предложить золотых кубков, но смею заверить, мое вино куда лучше того, что хранится в дворцовых подвалах.
С этими словами парс наполнил золотистой жидкостью три убогих глиняных чаши. Александр осторожно пригубил напиток и нашел его превосходным.
— Действительно, твое вино отменно! — признался он.
— Может быть, царь желает разбавить его, как это делают эллины? У меня найдется чистейшая родниковая вода.
— Нет, я предпочитаю пить вино неразбавленным. В подтверждение своих слов царь осушил чашу до дна.
Хозяин одобрительно кивнул.
— Я тоже употребляю сей божественный напиток в чистом виде. Не стоит смешивать стихии. От этого они теряют свою первозданную силу.
Таис промолчала, но судя по выражению очаровательного лица, вино ей тоже пришлось по вкусу.
Какое-то время все трое уделяли должное прекрасному напитку, затем маг поставил чашу на пол и произнес:
— Теперь, если почтенные гости не против, пришло время посвятить вас в тайны учения Заратустры. — Царь утвердительно кивнул и надел маску задумчивости, словно желая показать, что он весь во внимании.
Маг взял прислоненный к стене бамбуковый посох и начертил на земляном валу круг, разделив его последующим движением надвое.
— Мир состоит из двух частей, противоположных по сути. Как день и ночь, огонь и вода, земля и воздух, живое и мертвое. И даже больше. Все то, что я перечислил подразумевает наличие полутонов: утро, вечер, пар, невесомая пыль, момент умирания, когда сердце не бьется, а мозг еще не лишился последних желаний. Мир же подобен этому кругу, разделенному на две половины, одна из которых черная, словно сажа, а другая — белее горного снега. И грань между ними столь тонка, что не содержит полутонов. Это есть грань! Мир есть противостояние двух враждебных сил, несовместимых друг с другом, мир есть противостояние добра и зла. Черное и белое. Ахурамазда и Ариман. Они вечно борются между собой и в этом заключена суть того мира, в котором мы живем. Наш мир и существует лишь благодаря этой борьбе. Как только она завершится, и злое начало исчезнет, в начале благом возникнет новая суть, осененная появлением совершенного человека, поборовшего зло ради добра. В этом суть истины.
