Сергей Абрамов - 05-Мой престол - Небо (Дилогия)
Кайафа не отказывался от спора. Молчал-молчал и вдруг очнулся, заговорил. И заговорил-то — будто не молчал вовсе.
— Почему повторения? — не согласился он. — Далее — расшифровка, уточнение подробностей: как был создан Адам, как — Ева. Разве подробности не важны для тебя?
Иешуа засмеялся.
— Подробности — для не верящих в посылку. А посылка проста: Бог создал людей и отдал им Землю: «обладайте ею». А дальше, Кайафа, — никакая не расшифровка. Дальше — История человечества, а история вообще — наука неточная, зависимая не от факта, а от прихоти интерпретатора. Хочешь верить интерпретациям — не неволю тебя. Но провозглашаю провозглашенное Книгой: в самом начале было слово, и слово это — Бог. А потом начались дела человеческие, которые, к несчастью, чаще всего делались именем Бога, а он — утверждаю! — не имеет о том ни мадейшего понятия.
— И что ты задумал?
— Начать сначала. С седьмого дня, когда Бог решил отдохнуть. Это — Его право, он славно потрудился. Но у созданных Им нет времени для отдыха. Хочешь начать со мной?
К кому был вопрос? К Кайафе? Или все-таки к Петру?
Петр промолчал. Кайафа ответил вопросом:
— В качестве кого, нацеретянин?
— Ну, не знаю… — Иешуа опять засмеялся. Что-то смешинки его не оставляли, несмотря на всю серьезность происходящего. А с другой стороны бал… — Для начала нужны, двое — он и она. Они есть уже… Да, забыл, еще был змий-искуситель, а по сути — дьявол. Будешь дьяволом, Кайафа?
— Ты с ума сошел! — Наконец Петр услыхал ужас: Кайфа слишком бережно и всерьез относился к своей религии и даже помыслить не мог о предложенном Машиахом.
— Не будешь, — констатировал Иешуа. — Так я и думал. Но ничего, у нас есть собственный дьявол. Хочешь познакомиться, коэн-гадол?
Кайафа упал на колени, уронил лицо в открытые ладони, уложенные на грязный мрамор двора, и что-то зашептал быстро-быстро. Петр ощущал острый и удушливый запах эфира — запах чужой боли. Петр отлично знал, каков Кайафа в деле: оно для него — все, тут шути не шути — он серьезен до непробиваемости. Качество достойное искреннего уважения. А Петр, если вспомнить странные взаимоотношения коэна-гадола и эллина Доментиуса, относился к Кайафе с уважением.
А Иешуа вдруг повернулся к Петру, спросил вслух по-русски:
— Ты все понял, Кифа?
— Что я должен был понять, Иешуа? — горько усмехнулся Петр. — Что ты говорил с Кайафой, а обращался ко мне? Что ты снова задумал что-то, в чем я не участвую? Что мне оставаться в общине, которая теперь зовется страной Храм? Что еще я мог понять, Иешуа?
— Что я не могу ничего сделать, Кифа, а ничего не делать я тоже не могу, тоже с горечью ответил Иешуа и добавил тихо: — Я должен уйти, Кифа, понимаешь должен. Я действительно хочу начать все сначала… — И вдруг перешел на привычный в их общении обмен мыслями:
«Я заберу с собой Мари и Дэниса».
«Куда, Иешуа?»
«Ты лее слышал: я хочу все начать сначала».
«Что именно?»
«Жизнь на Земле. Человечество на Земле. Цивилизацию на Земле. Если хочешь — веру в Того, кого мы называем Богом…»
«Только называем?»
«Кифа, ты же прекрасно понимаешь, что слово, термин еще ничего не объясняют. Мир, который опять-таки условно назван бесконечной Вселенной, однажды был начат с нуля, из ничего. Это — физика, астрономия и прочие науки, а даже не теология… Но кем начат?..»
«А если никем?»
«Я родился и вырос в эпоху и в стране, где термин „Бог“ был основой жизни. Разве я не прежний иудейский мальчик, что-то там толкующий тупым храмовым казнам в Иершалаиме в дни Песаха? Тот же, Кифа, тот же, разве что знаний прибавилось. Но вот тебе парадокс: мое „знаю“ не убавило мое „верю“, а лишь трансформировало его, сохранив. Я верю в Бога, Кифа, в такого, в какого верю, и хочу пройти тем путем, который Он продиктовал записчикам Торы или Библии. Но, повторяю, — с самого начала».
«Твои слова, Иешуа: Библия — всего лишь книга. Фантазия. Вымысел. Учебник для тех, кто должен был выжить в политеистском мире. Просто кто-то умный придумал или подслушал идею монотеизма и придумал своего Бога».
«И Он стал Богом всех?.. Не кажется ли тебе странной такая глобальная случайность?.. Только не долдонь мне про непредсказуемые пути истории, про флуктуационное развитие, про пики и впадины — хренотень все это!»
«Пусть так, не спорю. Но если Бог — прости, я не придумал иного термина, если Он „вне бездны“, как ты говоришь, то что для него Земля? Крохотная песчинка в огромной массе, составившей объект эксперимента. Или замысла, если тебе так удобнее… Вселенная — бесконечна. А почему бы не пойти дальше и не предположить бесконечность Вселенных? Наука-то пошла, по крайней мере — в области гипотез… И тогда о какой-то песчинке по имени Земля вообще говорить бессмысленно… Понятие „бесконечность“ весьма удобно, когда хочешь уйти от конкретики. А ты, понимая это и зная куда глубже меня, тем не менее ухватился даже не за песчинку — за краешек ее, и при этом в качестве руководства берешь некое литературное произведение, созданное все-таки людьми. Им что, нашептал его кто-то? Дух Божий, летавший над бездной?»
«Я нашел мир, который в точности повторяет нашу планету — по условиям. Атмосфера, климат, растительность, животный мир, чередование воды и почвы… Помнишь, я сообщил тебе, что хочу попутешествовать? Попутешествовал».
«Так быстро?»
«Кифа, ты тупеешь на глазах. Храм выжимает из тебя даже те качества, что обязательно присущи Мастерам. Я уж не говорю о том, что ты взял от меня… Посмотри, друг: я владею временем. Оно управляемо. Я осуществил предсказанное, кстати, Торой: для меня тысяча лет — как вчерашний день. Я прошел сотни миров и отыскал свой… Увы, мне пока не дано знать, где он находится — в ином пространстве, в иной Вселенной или в нашей, но за миллионы световых лет от Солнца. Там другое небо, другие звезды, но там все абсолютно похоже на Землю. Там даже есть место, где будет Эдем…»
«Иешуа, ты не ребенок! То, что ты несешь, — детские вымыслы! Что за бред: начать новую жизнь по Библии?! Ты, значит, Адам, Мари — Ева… О Господи!.. А Дэнис-то при чем? Змей-искуситель с яблоком в пасти?»
«Мне нужен партнер, Кифа, я говорил тебе».
«Возьми меня. Иоанна. Мы что — не годимся для сотворения мира? Рожей не вышли?»
«Не злись, злость непродуктивна. Извини, но и ты, и Иоанн — не просто друзья, но и люди, которые — в итоге! — воспринимают мои начинания как свои. То, что сейчас ты споришь и орешь как резаный — даже мысленно орешь, я же слышу, — ничего не меняет. Ты поорешь-поорешъ и будешь работать по моему плану. Иоанн — тем более. Мы срослись, и все наши споры и противоречия — лишь дань характерам. А мне нужен не просто противник, а враг. Сейчас Дэнис подавлен, лишен возможности что-либо решать для себя, но по прибытии на место он станет неуправляемым. Если хочешь — змием, хотя, конечно же, термин литературен…»
