Роберт Рэнкин - Мир в табакерке, или чтиво с убийством
– Посмотри в Мемориальной библиотеке земельный кадастр. И если я неправ, я обещаю сдаться, а все остальные тихо уйдут, без всякого шума.
– Обещаешь?
– Провалиться мне на этом месте.
– Ладно, – сказал главный констебль. – Договорились. – Он повернулся к нам спиной и двинулся прочь. Вдруг он остановился, покачал головой, и снова повернулся к нам. – Ты меня за дурака держишь? – спросил он.
– Не понял, – сказал Т.С. Давстон.
– Ты думаешь, я настолько глуп, что прямо сейчас отправлюсь в библиотеку и займусь изучением земельного кадастра?
– Почему бы и нет? – спросил Т.С. Давстон.
– Потому что по субботам библиотека закрыта. А открывается она только утром в понедельник.
– Вот черт! – сказал Т.С. Давстон. – Ты прав.
– Я-то прав. А вот кто из нас теперь дурак?
– Похоже, что я.
– Похоже, что так, – сказал главный констебль Мейсон. – А знаешь, что это значит?
– Нет.
– Это значит, что вам всем придется остаться здесь до понедельника, когда я смогу все это выяснить.
– О! – сказал Т.С. Давстон. – Похоже, что так.
– Именно так, парень, именно так. – И, сказав это, главный констебль направился к своей патрульной машине.
Я ткнул Т.С. Давстона в бок.
– Не могу поверить, что у тебя получилось, – сказал я.
– Еще не получилось.
Главный констебль уже дошел до своей машины, как вдруг он снова покачал головой, воздел руки к небу, резко повернулся и снова направился к воротам.
– Стоп, стоп, стоп! – закричал он, подходя к нам. – Ты что думаешь – я совсем-совсем полный дурак?
Т.С. Давстон пожал плечами.
– Ты думаешь, я просто уеду, и оставлю тебя с твоим сбродом здесь до понедельника?
Т.С. Давстон еще раз пожал плечами.
– Не выйдет, парень, не выйдет!
– Не выйдет? – спросил Т.С. Давстон.
– Не выйдет. Я собираюсь поставить у ворот полицейского, чтобы ни один из вас не смылся. Вам всем придется сидеть там до понедельника, а пить и есть будете только, что у вас там осталось.
– Вы строгий человек, констебль, – сказал Т.С. Давстон. – Строгий, но справедливый, я бы сказал.
– Строже не бывает. И справедливее тоже.
– Я так и думал. Именно поэтому я бы хотел попросить вас об одной услуге.
– Излагай.
– Можно нам послушать музыку? Просто чтобы народ не скучал, пока мы ждем?
– Ну, это будет по справедливости. Только постарайтесь не шуметь после полуночи.
– Без проблем. Встретимся утром в понедельник.
– Да уж встретимся, идиот!
Сказав это, главный констебль оставил полицейского на посту у ворот и уехал. И тихо хихикал при этом.
Т.С. Давстон спас фестиваль, и поднялась буря восторга. Его подняли на руки и принесли на сцену, откуда он посылал толпе воздушные поцелуи и еще раз «почувствовал аромат Брентстока».
И я тоже почувствовал. Я взял у Нормана несколько пачек бесплатно и, хотя и не могу сказать, что на вкус они были восхитительные, что-то такое особенное в них было.
Т.С. Давстона проводили со сцены овацией – весь зал встал – и я нашел его возле пульта, где собралось изрядное количество особей женского пола, жаждущих поправить его йо-йо. Поскольку я никогда не стеснялся купаться в лучах чужой славы, я представился всем присутствующим и вкрадчиво осведомился, каковы мои шансы на то, чтобы славно трахнуться сегодня вечером.
И вы думаете, кто-нибудь клюнул?
Хрена с два!
То, что происходило вечером в субботу – это был полный восторг. Снова играла музыка, и люди продолжали танцевать. Вновь прибывающие группы без труда попадали на фестиваль, потому что полицейскому на посту было приказано только никого не выпускать.
Я еще поговорил об этом с главным констеблем. Я имел в виду, что все это просто смехотворно. То есть просто полный, абсолютный, невероятный идиотизм. Я имел в виду этого полицейского у ворот. Ведь нужно было поставить туда как минимум двух, правда?
Примерно пять пополудни мне стало ясно, что со мной что-то не в порядке. Похоже было, что на протяжении всего этого дня во мне медленно пробуждались какие-то мистические способности. Например, способность видеть звук в цвете, а также способность слышать запахи.
Я также обнаружил, что я несколько неясно воспринимаю то, что происходит вокруг меня, а непривычное ощущение отстраненности, которое я испытывал, только ухудшало положение дел.
Через каждые несколько шагов мне приходилось останавливаться, чтобы я не отстал.
– Я себя определенно странно чувствую, – обратился я к Хамфри.
– Ты поплыл, дружище, только и всего. – Его слова повисали в воздухе, как лиловые звездочки, медленно поднимающиеся в небо.
– Ничего я не поплыл. За весь день ни колеса, ни косяка.
– Плыви по течению, дружище. Просто плыви по течению.
Лиловые звездочки и желтые пятнышки.
Кто– то похлопал меня по плечу, и я очень медленно повернулся, чтобы мое сознание не выплеснулось через край.
– Ты что делаешь? – спросил Т.С. Давстон.
– Разговариваю с Хамфри. Он говорит, что я поплыл. А я не поплыл, я ничего не принимал.
– Не обращай на Хамфри внимания, – сказал Т.С. Давстон. – Ему нельзя доверять.
– Можно, – сказал Хамфри.
– Нет, нельзя.
– Нет, можно.
– Почему ему нельзя доверять? – спросил я.
– Потому что Хамфри – дуб на берегу реки, – сказал Т.С. Давстон.
13
Гадок табак.
Был ты мудрец, а станешь дурак.
Джон Рей (1627—1705)И все мы вместе прониклись ощущением важности Брентстока.
На сцене выступала одна из приглашенных групп. Она называлась «Семь запахов Сьюзи» и состояла из пяти карликов с вытянутыми головами, словно они родились в цилиндрах, и поджарого типа в твидовом костюме. «Семь запахов» играли так называемый «кофейный рок». Впоследствии то, что в шестидесятых называлось «кофейный рок», породило современный «амбиент». Они выпустили всего лишь один альбом, да и у того, помнится мне, продюсером был Брайан Ино. Назывался он «Музыка для чайников», но диска у меня нет.
Я никогда не был поклонником творчества «Семи запахов», слишком уж коммерческим оно было, на мой взгляд. Сегодня, однако, они творили чудеса. Переплетающиеся соло двух окарин и почти первобытные ритмы маракасов, сделанных из баночек из-под йогурта [cм. передачу «Умелые ручки»], струились из динамиков ветвистыми многоглазыми разноцветными разрядами, прозрачно призрачными и искусно обесцвечивающимися в то же время. Перед моими глазами словно разворачивалась история вселенского шествия псевдорожденной антиматерии, не имеющей доступа к квазисинхронному интерозитору. Красиво.
Но как бы здорово они не играли, их, похоже, никто не слушал. Внимание зрителей было приковано уже не к сцене. Толпа переместилась на берег реки, и окружила древние дубы, росшие там, образовав что-то вроде олимпийских колец, в центре каждого из которых и стояло дерево. Большинство сидело на корточках, но я увидел, что некоторые стоят на коленях, молитвенно сложив руки.
