Владимир Аренев - Паломничество жонглера (фрагмент)
Как и в прошлый раз, его отвлекли - теперь в камеру явился Борк-Шрам. Без долгих приветствий и вопросов "как жизнь?" он уселся на койке рядом с Кайнором и проворчал:
- Плохи твои дела, Гвоздь.
- Знаю, - бросил тот. - Что посоветуешь?
- А что тут советовать? - Борк-Шрам потер руки, словно они были частью его трактирчика, которую следовало держать в постоянной чистоте. - Жалко Матиль. Сам решай, рассказывать про нее или нет. Если расскажешь, думаю, таариг оставит тебя в покое. Я твои слова поддержу, господин Туллэк - тоже.
- Но если я промолчу, промолчите и вы с ним, - сказал Кайнор.
- Промолчим. - Гвоздь не сомневался, что Борк-Шрам переговорил с врачевателем - да даже если бы и не говорил, и так ведь ясно что к чему. Ты чужак, Гвоздь. Хороший мужик, толковый артист, душа у тебя... все у тебя в порядке с душой, не мелкая. Но ты - чужак, а Матиль - из Трех Сосен. И главное, никто толком не сможет доказать, кто из вас виноват в том, что появился этот Узел. Точно, чтоб наверняка - никто не сможет. Поэтому...
- Отсюда можно сбежать? - спросил у него Кайнор. Ведь зачем-то же Борк-Шрам пришел сюда, не только чтобы вымолить себе прощение грехов?!
- Все, что я могу, это пока уговаривать таарига подождать. И с людьми я побалакал, с некоторыми... Но Хожмур... у них с господином Туллэком давняя вражда, а страх пробивает в человеческой душе такие бреши, которые не заткнуть ничем.
- Кроме крови.
- Я очень надеюсь, что до этого не дойдет, - сказал трактирщик, вставая. - И если ты все-таки решишь... насчет Матиль...
- Я уже все решил, - ответил ему Гвоздь. - Иди. И успокой господина Туллэка, ему не придется свидетельствовать о том, о чем он предпочитает молчать. Я... как-нибудь выкручусь.
Борк-Шрам занес руку, словно собирался похлопать его по плечу, но в последний момент передумал и коснулся пальцами своей шеи, точнее, шрама на ней. Странно так посмотрел на Гвоздя и вышел вон.
- Шут, - сказал Кайнор в пустое пространство камеры. - Ш-шут. Шут.
Ему пришлось сцепить пальцы в "замок", чтобы не дрожали. Для жонглера ничего нет хуже, чем дрожащие пальцы.
Во внутреннем дворике тааригового дома гавкнул, а потом радостно заскулил пес; слышно было, как бьется его хвост о деревянный бок перевернутой тележки. Зато прекратился наконец-то непонятный, "столярный" стук.
- А ты вправду артист? - спросили в окошко камеры.
- Вправду, - Гвоздь снова стал на койку и выглянул наружу. - Ты как сюда попала, конопатая?
- А у меня знакомые всюду, понял! ...Слушай, а тебе сильно досталось?
- Ты это о чем, мелюзга? Если про холодную, так я, знаешь, доволен: сижу в тепле, накормлен, напоен.
- Дурак! ...Ой, прости! Я хотела сказать, что... ну, так получилось, я не нарочно. Я же не собиралась ничего такого про тебя говорить, что ты батю убил. Я знаю, он сам утоп. Я б и не сказала, только... Смеяться не будешь?
- Буду, - пообещал Кайнор.
- Ну и смейся себе на здоровье! А мне вот тогда смешно совсем не было! Мне... в меня как будто забрался кто-то, понимаешь. Живой... и как бы неживой - и такой, и такой, но один... забрался и делал так, чтобы я ходила и говорила, как он хочет. Вот я и говорила... А потом, в трактире, он исчез.
- Я знаю, конопатая, - улыбнулся ей Кайнор - и, видит Цапля Разящая, впервые за весь долгий сегодняшний день улыбнулся искренне! - Он больше не вернется, не бойся.
- А ты откуда знаешь, что не вернется?
"Он - кто бы он ни был - сделал то, чего добивался, вот и всё".
Но девчонке Гвоздь сказал другое:
- Ты же слышала про то, что время замедлилось? - Она с серьезным видом кивнула. - Ну вот, и этот твой "он" просто не сможет попасть в Три Сосны.
- Но время же когда-то... размедлится?
- Его это так напугает, что он никогда даже не помыслит сюда вернуться. Веришь?
- Честно? Не очень.
- Ну, как хочешь, - с напускным безразличием отмахнулся Гвоздь. Потом сама убедишься. А теперь давай-ка беги домой, а то я устал и хочу спать.
- Держи, - она просунула ему через окно помятый хлебец. - Знаю я, как здесь кормят, - по-взрослому сказала конопатая. - А ты вон какой тощий.
- Спасибо. Ну, беги теперь.
Он сидел на койке и лениво жевал горбушку, когда на лестнице снова раздались шаги.
- Эй, скажи им там, что на сегодня прием закончен! - крикнул стражнику Гвоздь. - Пусть приходят завтра, я устал. Нельзя же так, в самом деле...
Дверь однако лязгнула о стену - и внутрь ввалились три дебелых молодца в кафтанах стражников. За их спинами маячил господин Хожмур в жреческом балахоне, отблески факелов и тени ложились на его лицо и делали похожим на лик идола из храмовенки: то ли Муравей, то ли Крот...
- Вяжите его! - рявкнул жрец, свирепо топорща бороду. - "Завтра", ха! Не будет тебе, зандробово отродье, никакого завтра!
И Гвоздь как-то сразу поверил: действительно, не будет.
* * *
Они оставили убитых махсраев прямо посреди коридора и отправились дальше. Теперь Иссканр пренебрег советами чародея и держал обнаженный клинок в правой руке - так, на всякий случай. В другой раз может не повезти.
...Впервые с махсраями он столкнулся в Сна-Тонре, во время падения Узла. Подтвердились еще одни россказни, в которые Иссканр до того времени не верил: о Внешних Пустотах и о том, что попавшая в Узел местность теми или иными "слоями реальности" оказывается сопряженной с этими самими Пустотами. Которые в действительности не такие уж пустые, а наоборот, обильно населены тварями, одна другой отвратительнее и смертоноснее. При падении Узла на ту или иную часть Ллаургина Отсеченного твари эти имели возможность прорваться в Тха - и пользовались ею на всю катушку. Те, кто пребывал воплощенным в физическое тело или находился, как это называли чародеи, в "пограничном состоянии", - те начинали убивать все живое, ну а те, кто были на момент прорыва полностью развоплощены, первым делом искали себе подходящее для воплощения тело.
Обитателей Внешних Пустот называли по-разному; как правило, демонами или зандробами. Ну а чтобы как-то отличать развоплощенных от прочих, первых называли зандробами ночными.
Признаться, убийство было не единственным любимым занятием демонов. Не менее привлекательными они считали плотские утехи - и при возможности предавались им с неистовством, которому позавидовал бы иной герой-любовник. Обычно люди, которыми овладевали зандробы, вскоре умирали, не способные перенести нанесенных им психических и телесных увечий, да и случалось такое редко, ведь Узлы, как правило, падали на необитаемые земли. Но были известны случаи и появления родившихся от зандробов детей... точнее, детенышей, ибо больше всего младенцы походили на животных, да и вели себя соответственно. Их истребляли... или (подозревал Иссканр) говорили, что истребляли, а на самом деле такие вот полулюди-полудемоны отправлялись в подвалы чародейских башен, откуда уже никогда не возвращались.
