Дмитрий Щербинин - Облака
А Джой, глядя на него, и не собирался уходить. Теперь он все время был рядом с мальчиком, и, время от времени, когда того мучили особенно сильные приступы кашля, начинал подвывать. Рядом был и Томас, он грел его своим тельцем, пел самую нежную свою мурлыкающую песенку, и "белая" неустанно приносила ему коренья - ему этой дружеской, братской заботы было легче. Боль на время уходила, но болезнь оставалась...
Однажды, уже в последние дни лета, когда в воздухе повеяло прохладой, и поплыли по реке первые из умерших листьев, мальчик проснулся в первый час рассвета, да и разбудил всех спавших в пещерке псов плачем - он плакал навзрыд, не мог остановиться минут десять...
Джой уткнулся ему мокрым носом в лицо, Томас тепло пел на животе, и, наконец, измученный мальчик смог вымолвить сквозь слезы:
- Знаете, что мне сегодня приснилось? Я расскажу, а вы слушайте внимательно - ведь, это скоро будет. Итак, представьте - ноябрьский темно-серый день, весь лес темен - не осталось ни одного листика, сгнила трава на земле, но снега еще нет - медленно проплывает густое мрачное небо. Река вся черная, ледяная незримо движется, жжет своим холодом озябшие берега. Все вы собрались на вершине этого оврага. Пред вами, на землице лежу я - весь промерзший, лицо синее - в нем ни кровинки. Лапами вы разрываете землю - вот уже достаточно большая ямы. Своими носами вы поддеваете меня, сталкиваете в яму, засыпаете землею. Потом вы воете тоскливо, задираете головы к этому ледяному небу, и воете - все громче, громче... Тогда я и проснулся, но, ведь это был вещий сон! Эй ты, Король, с человечьими глазами - скажи, мой братец - разве же это был не вещий сон? Разве же выживу я, без того, что мне не хватает?! Нет, нет - не зови меня к людям! Мне средь вас много лучше, чем среди людей!
В тот день Король долго обсуждал что-то со своей королевой, потом же исчез и вернулся только на следующее утро, но не один - с Человеком.
То был огромный, бородатый лесник, а вместе с ним - добродушный волкодав.
Сашка в то время впал в забытье; тяжело дышал, и, весь мокрый переворачивался с бока на бок, шептал, кричал, хрипел:
- Маменька... маменька, где же ты, маменька? Почему у меня нет маменьки?... К людям - нет, никогда! Не хочу видеть эти злые, тупые рожи!... Нет, нет... хочу, хочу... согрейте меня... душу...
Лесник оглядел пещеру, присвистнул:
- Вот это да! Я то думал такое только в сказки бывает! Что у вас, зимовье зверей? А мальчик чей?
И этот могучий великан, подошел к Саше склонился над ним...
Надо сказать, что если при его появлении многие псы, несмотря на то, что он явился с Королем, переполошились - раздался угрожающий рык, да скрежет клыков - то, как только он заговорил - рычанье прекратилось.
Голос у этого человека был очень басистым, но каждое слово, при всем его объеме обволакивалось, и наполнялось, как карамель спокойным и простым, добрым чувством. Слова лились и псы чувствовали, что он не желает никому зла, что он человек простой, и любящий просто и сильно.
Успокоился и Саша, ибо в этой раскатившимся, медово наполнившим пещеру голосом, почувствовал он то, что так ему не хватало - понимающую его, добрую, мудрую, Человеческую Душу.
И вот мальчик замер, приоткрыл слезящийся глаза, да тут же вздрогнул, вскрикнул, попятился к стене: ему показалось, что этот человек - его отец.
Да - и этого лесника, так же, как и Сашиного отца можно было назвать "медведем" - но какие же это были разные "медведи"!
Джой, хоть и сам, от одного только голоса проникся к этому человеку доверием, теперь, видя ужас своего хозяина, пронзительно залаял и встал между вжавшимся в стену Сашей и лесником.
В отваге маленькому, рыжему, конечно, было не отказать - человечище этот возвышался над ним горою, да мог бы раздавить одной ножищею, чего, конечно, делать не стал, так как действительно был добрым и спокойным человеком.
- Ну, я вижу - ты хороший, верный пес. Посмотри, разве же я хочу причинить ему вред? Я только добра твоему хозяину желаю. Ведь вам его не излечить - ему человеческий уход, человеческое теплота нужна...
Тем временем, Саша разглядел лесника, и не плача больше, внимательно вслушивался в каждое его объемистое слово...
Потом мальчик протянул к "великану" слабенькие свои, худые руки и прошептал тихо:
- Если вы меня не выдадите другим людям - я пойду с вами. Пожалуйста, только оставьте меня у себя, только не выдавайте... Вы не знаете... Я сейчас не могу говорить... Но только если вы выдадите - я точно умру...
- Я не выдам. - мягко прошептал "великан", и легко, как пушинку подхватил мальчика, потом, уже направляясь к выходу, молвил. - Вот уже двадцать лет живу я, вместе со своей женою, в избушке, что у синего озера, в двух часах ходьбы отсюда. Мы живем счастливо, мы любим друг друга, но лишь одного нам не хватало - у нас не было детей. Неужто небо смилостивилось над нами?... Ладно, подождем, когда он окрепнет, да и выслушаем его рассказ...
У выхода он еще остановился, ко псам повернулся и им, замолкшим так говорил:
- Спасибо вам. Я вижу - вы умные и добрые звери. Если зимой вам станет холодно и голодно - приходите ко мне, я для вас найду теплый уголок, и накормлю вас... Удивительно - будто в сказке побывал!
С этими словами он повернулся, и унес Сашу.
Никогда больше Джой не видел ни этого доброго "медведя", ни мальчика зато чувствовал, что мальчик излечился и все у него хорошо.
На следующий день было прощание с "собачьим королевством" - Джой, Томас и "Белая" отправились на поиски Томасовой хозяюшки, исход которых уже известен...
* * *
Ох, холодная зима! Ох, ты вьюжная, снежная зима - мучительница!
В том году выдалась она выдалась студеной и снежной: то валил из густых туч снег, то небо прояснялось и ударял, да жег, да щеки щипал - мороз.
Рассказывать о мучениях той зимы... Попытаюсь быть краток, ибо, если описывать все те страдания, займет то много страниц, да и сердце содрогается, лишь только хоть немного приоткроешь завесу той тех темных месяцев...
Город, город - ты огромный! Ты - весь испещренный улицами, машинами, лицами, словами, вывесками, подъездами, окнами, входами и выходами, фонарями, светофорами, ревом двигателей! О ты, холодное и уродливое, злобливое чудище! Что ж ты, так нарядно пестреющий вывесками - что ж ты столь суетлив и безучастен к людскому то горю!
Холодные стены, стекло да гранит! Бетон, да закрытые лица - куда же, куда же это все это летит?!
Еще в окончании октября, по ночам на чердаке стало морозно, улетели оттуда голуби; ну, а у Пети и Машеньки крыльев не было и, потому, пришлось им перебраться в подвал, где, по прежнему каждый день навещала их Катя.
В начале декабря захворала Машенька и некие лекарства ей не помогали.
