Сергей Гатаулин - Сапиенс как вирус
– О чём это он? – спросил Илья.
Жора повернулся и задумчиво пробормотал:
– Кажется, Вирусапиенс наконец-то признал, что его вид – зло.
Вирусапиенс вспыхнул, поворачиваясь к хакеру, поднял засветившуюся руку, но в последний момент передумал и зеленый разряд, скользнувший с пальцев, впился в пол.
– Что я делаю в этом теле? – вдруг встрепенулся он.
– Какой толк от меня в этой никчемной, болезненной оболочке?
Потёмкин с интересом посмотрел на спутника, неожиданно вспомнил о Тромбе, оставшемся в Сети один на один с могущественным противником. И в этот момент его озарила идея.
– Ты хочешь вернуться? – с замиранием в сердце спросил он.
Вирусапиенс хлопнул ресницами.
– А как же он? – Димка кивнул на тело, в котором в настоящий момент пребывал Вирусапиенс.
– А мне до него какое дело? – прошипел тот. – Чтобы управлять этим агрегатом, нужен не просто человек? Я тут много чего изменил. Постой-ка! Ты хотел, чтобы я поменялся местами с твоим другом?! Это часть твоего плана? Ты знал, что я… Нет! Ты не мог этого знать!
– Я и не знал! – поспешил оправдаться Потёмкин. – Я только хотел просить тебя, но ты сам решил.
Вирусапиенс опустил голову. Довольная улыбка спряталась за нахмуренными бровями.
– Здорово у вас, людей, получается. Опять я за вас отдувайся, только на этот раз в Сети. Ладно, поехали в храм. Вы к старцу Михаилу, а я в сеть. Откуда вышел, туда и уйду!
«А вот этого, пожалуй, не нужно, – подумал Дмитрий, выскакивая в обгоревшую комнату. – Мне и без тебя хорошо».
– И все-таки, зачем тебе отец Михаил? – не успокаивался Анатолий.
– Садовники должны знать, что происходит с нашим миром, – пояснил Дмитрий, выходя в подъезд. Ведь именно они вырастили его.
– А причем здесь отец Михаил? – опешил телохранитель.
– Я подозреваю, что он и есть Садовник.
Глава одиннадцатая
«ХОЖДЕНИЕ ПО ГОЛОВАМ»
Существует ли мифический Садовник, а если существует, то знает ли он, что происходит с его древом времен? Казалось бы, найди и спроси. Вот только никто не знает, кто он, или что он. Если бы не Анатолий, то пришлось бы Дмитрию идти туда, не зная куда, искать то, не зная что.
Двери Храма распахнулись, едва друзья приблизились к истертым временем ступенькам крыльца. На пороге появился возбужденный Игорь.
– Я вас давно жду, беда у нас! – воскликнул он, устремляясь к Потемкину.
– Спокойно, брат, – шепнул Дмитрий, посылая нескладному добродушному здоровяку мысленное приветствие.
Монах не желал успокаиваться. Размахивая руками и хватая гостей за рукава, он буквально тащил их за собой.
Показалась знакомая лестница, мелькнули отшлифованные ступени, открылась тяжелая дверь. Дмитрий заглянул в кабинет отца Михаила. Дубовый стол на месте, кресты, иконы, иконки, толстенные книги в тяжелых переплетах – всё как всегда, всё неизменно. Вот только к привычной материальной неизменности добавилась непривычно замершая фигура отца Михаила. Только сейчас стала понятна причина странного поведения Игоря. Бледный сухонький старец неподвижно восседал в массивном кресле. Совершенно недвижимый, он вполне мог сойти за умершего пожилого человека.
– И давно он так? – поинтересовался Дмитрий. Подойдя к батюшке вплотную, он ощупал теплую руку. – Пульс нормальный, сердце работает, дыхание в порядке. А что не так-то?
Он коснулся мыслесферы священника, тяжело вздыхая, проник глубже и остановился, разглядывая мысли старца. Страх окружил его со всех сторон. Он висел в темноте, заслоняя остальные человеческие чувства. Дмитрий ощутил его невыносимо-холодное прикосновение и, сжавшись, едва не покинул оболочку. Лишь в последний момент он ощутил присутствие хозяина тела и остался. Далекое, едва заметное биение… испуганная мысль коснулась его сознания и исчезла, словно источник ее мгновенно сделался неразумным.
Дмитрий решил не спешить. Его сознание составило из обрывков мыслей и образов привычную картину громадного зала, похожего на церковный, с маленькой дверью в дальнем углу. Именно оттуда доносилось едва различимое бормотание. Быстро подойдя к тайному убежищу, он рывком открыл дверь и увидел сжавшегося, испуганного человека. Тот сидел в темном углу и шептал непонятную молитву.
– Изыди, сатана! – зашипел старик, отстраняясь, и испуганно закрыл лицо руками. – Я знаю тебя! Ты – дьявол!
Сделав над собой усилие, Дмитрий заглянул в душу старца и мгновенно прочувствовал всю глубину ужаса, охватившего глубоко верующего священнослужителя. Из его памяти были вырваны значительные куски жизни. И беда для божьего человека заключалась не в том, что он не помнил происходящего с ним в это время, а в том, что он знал, что делает, но не мог противиться захватившему его тело разуму. Словно автомат, выполняющий заложенную в него программу, он дышал, двигался, произносил чужие слова, оставаясь при этом лишь зрителем, выброшенным в дальний угол сознания.
Но так было не всегда. Поначалу, когда в голове появился чужой голос, священник подумал, что разговаривает с Господом. Он видел невероятные картины зарождения мира и очень скоро проникся уверенностью в том, что его мысленный собеседник обладает бесконечным могуществом. «Кто же еще, как не Бог?» – думал он и без колебаний выполнял волю Создателя, и это грело его торжествующую душу.
Однако время шло, и сомнения все чаще посещали отца Михаила. Слишком странные поступки совершало его тело. Но даже несмотря на это, старец старался выполнять указания гласа, посещавшего его в минуты размышлений.
Мысль о том, что его действия совсем не соответствуют тем заповедям, которым он привык подчиняться в обыденной жизни, впервые появилась в тот момент, когда он увидел странного молодого человека по имени Дмитрий. Юноша появился ниоткуда – и он знал, что так и должно быть. Он знал и то, что обязан проверить его способности к выживанию, однако когда дело дошло до самого испытания, отец Михаил дрогнул, но противиться Господу не посмел. Гость угодил в ловушку, созданную еще во времена строительства храма, но вместо того, чтобы оказаться нанизанным на металлические пики в подвале, исчез ровно так же, как и появился. С этого момента вся жизнь отца Михаила закрутилась вокруг странного юноши. Сомнения все чаще появлялись в голове старца. Но чем больше он сомневался, тем чаще в его голове звучал гипнотический голос, тем меньшее влияние он имел на собственное тело, тем большие куски жизни выпадали из его памяти. Он был уверен, что кто-то проживает его жизнь вместо него. Он страдал, но сделать ничего не мог. Мысленно взывая к Богу и днём и ночью, он молил его о прощении. Даже осознав тщетность своих усилий, он продолжал бороться за свою бренную оболочку.
