М. Фоменко - Атом в упряжке
— Почему же непонятное? Стальная башня, переходя из одного состояния в другое, превратилась в так называемый аргон, в тяжелый газ. В этом газе человеческое тело может, очевидно, плавать, как на воде. Газ, оседая, медленно потянул за собой и Зоре…
— Дмитрий Феоктистович! — дико вскричала Людмила и, забыв обо всем, бросилась в сторону голоса.
— Журавлев!.. Журавлев!.. — раздалось в толпе. И действительно — скромная фигура в неизменном белом балахоне быстро протискивалась из какого-то темного угла к сцене.
— Журавлев вернулся! Слава Журавлеву! Приветствуем! — послышались отдельные возгласы, и через секунду вся аудитория стоя вытягивала шеи, аплодировала и кричала, встречая нашего героя оглушительным ревом.
И во многих тысячах разбросанных по всему миру комнат можно было наблюдать странное явление: люди с наушниками на голове, забыв, где находятся, вскакивали со стульев и наполняли воздух пустой комнаты приветственными возгласами.
— Слава! Слава! Привет Журавлеву!
А Журавлев, зажав уши, уже забегал по сцене. Он крепко и твердо пожал руки членам президиума и, взбежав на трибуну, поднял обращенную к зрителям ладонь. В аудитории постепенно воцарилась тишина.
— Итак, — громко сказал Журавлев и обернулся к Людмиле. — На чем же это мы остановились?
— На нем, — ответила раскрасневшаяся Людмила и показала рукой на Зоре, что его лицо излучало сияние доброты и счастья.
Журавлев посмотрел на экран и начал дальше скороговоркой, желая, видимо, поскорее покончить с рассказом.
15 августа.
…Людмила и летун вылетают с Зоре в Италию. Фашисты стреляют в Бориса и Антонио.
16 августа.
Журавлев в потайной лаборатории спешно проверяет похищенные материалы. Людмила приезжает в Рим. Зоре уничтожает биноклем памятник Муссолини и этим условным знаком вызывает Бориса на аэродром. Встреча Людмилы и Бориса…
В этом месте рассказа Людмила почувствовала, что на нее кто-то на нее смотрит. Она оглянулась и, увидев Бориса, кивнула ему головой. Борис медленно, но не опуская глаз, склонил в ответ голову, и их взгляды, встретившись, завязались в узелок.
… Борис летит к Журавлеву.
17 августа.
Журавлев рассказывает Борису, как устроен аппарат, и поручает ему отвезти несколько пакетов с изоляторами в Советский Союз. Борис вылетает.
18 августа.
Борис прилетает в Италию. Делится пакетами с Людмилой и оба различными путями, через разные места границы попадают в Советский Союз. Все.
— Нет, — возразил плакату Журавлев, — не совсем все, — и он рассказал о том, как профессор узнал его, как была разрушена башня правительства, как ему достался испорченный аэроплан, — при этих словах Гончи встал, вздрогнул и снова сел на место, — как он сперва долетел до китайской границы, а затем, раздумав, вернулся в Италию, Турцию, Америку, как были уничтожены главные склады оружия и взрывчатых веществ Правительства Штатов…
Неудержимый гул восхищения прервал Журавлева, но он снова сделал жест рукой и закончил рассказом о том, как некоторые склады захватил восставший тут и там пролетариат и как сам он оставил капиталистический мир, который занялся сразу с нескольких концов.
— Товарищи, — сказал Журавлев, — я надеюсь, я убежден, что на этот раз ослабевшее войско Кабинета не сумеет задушить восстание и вскоре весь мир сможет радостно запрячь атомы на огромную работу по переработке всей нашей жизни!
Тут Журавлев вдруг обернулся и посмотрел на председателя собрания.
— Скажите, — обратился он к председателю, — вы приготовили демонстрацию получения энергии?
— Да, — вежливо ответил тот и показал на большую темную коробку в глубине сцены, от которой шел провод к столу.
— Станции прекратят работу?
— Три четверти всех московских и окружных будут отключены.
— Изоляция проверена?
— Да.
— Железные стружки?
— Есть.
— Хорошо, — сказал Журавлев, обращаясь к притихшим зрителей. — Прекрасно. Сейчас из этого мелкого кусочка железа, — он поднял железную крошку, — мы за минуту добудем столько энергии, что она сможет двигать московские заводы, освещать, согревать и выполнять всю работу всех московских электростанций.
Зрители еще не успели осознать всей грандиозности этой цифры, как Журавлев уже стоял у изоляционной коробки, поворачивая кольцо.
— Трррррррррр, — зазвонил в тишине телефон. Председатель подошел к трубке.
— Что? МОГЭС? Отключили?..
Он оторвался от трубки и посмотрел на Журавлева преданными глазами.
— Дмитрий Феоктистович, машины МОГЭС отключены.
В это время затрещал еще один телефон, и еще…
— Шатурка?
— РЭТ?
— Станция электрической железной дороги?
Ряд станций был отключен, но свет горел, трамвай пел свою монотонную песенку, заводы работали.
И тогда в сосредоточенной аудитории Политехнического музея зазвучали новые слова, сказанные необычным, взволнованным, мягким, пробиравшим до самого сердца своей дрожью голосом:
— Дорогие товарищи!
Это говорил Журавлев:
— Дорогие товарищи! Я не умею говорить разные высокие слова. Я значительно лучше умею ругаться. Но в эти минуты мне хочется вслух помечтать перед моими товарищами по социализму о том, о чем я мечтал долгие годы и что теперь в недалеком будущем станет явью.
Так вот, я приготовил серию лозунгов, которые выражают мои мечты. Название серии — «Атом в упряжке».
И, склонившись над своим чемоданчиком, Журавлев достал пачку стеклянных пластинок, подошел к стоявшему сбоку проекционному фонарю и вставил в него одну из пластинок. На экране появились огромные буквы:
ДА ЗДРАВСТВУЕТ ДВУХЧАСОВОЙ РАБОЧИЙ ДЕНЬ!
Раздались возгласы, кое-где послышался смешок, но Журавлев не повернул головы.
АТОМ ДАЕТ ЭНЕРГИЮ, МАШИНА РАБОТАЕТ.
— А люди? — закричал кто-то почти злорадно.
ЧЕЛОВЕКУ ОСТАНЕТСЯ ТВОРЧЕСТВО.
— появилась на экране надпись и сразу же сменилась новым лозунгом:
ЧЕРЕЗ ПЯТЬ ЛЕТ ЛЮДИ СДАДУТ ДВЕ ТРЕТИ СВОЕЙ РАБОТЫ МАШИНЕ.
Кто-то тихо присвистнул, но свист сразу же заглушила буря аплодисментов.
ДА ЗДРАВСТВУЕТ СССРТ.
— Что это такое?
— Союз Советских Социалистических Республик Творчества.
И вслед за этим, не давая опомниться, световыми выстрелами закричали новые и новые слова:
СОЗДАДИМ ОБЩЕСТВО МЕЖПЛАНЕТНОГО СООБЩЕНИЯ.
