Семен Слепынин - Мальчик из саванны
Денис Кольцов подошел к юноше.
— Готовься, Саня, к выставке. Могут, конечно, и поругать. Но на люди выходить пора. Предложим «Наездницу», два-три пейзажа и портреты. Жаль, что «Бригантина» не закончена.
Выставка художников Азиатского континента открылась в Бомбее. Саня дважды побывал там и увидел немало хороших картин. Но и свои полотна, особенно пейзажи, считал достойными приза.
Засыпая накануне знаменательного дня — дня присуждения призов, Саня представлял, как его картины, одобренные в Бомбее, уже летят в Венецию — на выставку всемирную. А там глядишь… В разгулявшемся воображении возникло заветное «Золотое кольцо». Стать лауреатом «Золотого кольца»! Эта мысль показалась такой несбыточной и сумасбродной, что Саня рассмеялся. Заснул он с улыбкой: в успех на выставке зональной он, во всяком случае, верил.
В день присуждения призов они сели перед экраном и подключились к Бомбею. На специальной платформе за круглым столом уже расположились члены жюри — искусствоведы и художники, накануне подробно обсудившие между собой все полотна.
Денис Кольцов отсутствовал, так как среди участников выставки было немало его учеников.
Платформа плыла из одного зала в другой, останавливаясь перед полотнами, достойными внимания.
К удивлению Ивана, Юджин Вест, работавший куда меньше Сани, получил почетный приз. Телезрителям показали этот приз — бюст Леонардо да Винчи из меркурита — редчайшего минерала, найденного пока лишь на Меркурии.
Саня повернулся к брату. «Ай да Юджин!» — говорил его взгляд. Но вот юноша снова взглянул на экран, и улыбка мигом сбежала с его лица: платформа вплывала в зал, где находились его картины.
Члены жюри начали, казалось бы, с похвал, отметив зрелое мастерство юного художника, его высокую технику. «Далась им эта техника», — с неудовольствием подумал Саня. Говорилось и о таланте, заметном в отдельных деталях. Кто-то из членов жюри уточнил: «Талант, закованный в цепи подражательности». Его поддержали, заговорили о вторичности не только в манере письма, но и в самом видении мира. И уж совсем холодом обдали чьи-то слова: «Заданность замысла, спокойствие дисциплинированного мастерства…» О чем еще говорилось? Саня плохо слышал и почти ничего не видел. Словно туман опустился на глаза, уши заложило ватой. Понял лишь, что ни одна картина не удостоилась приза…
— Крепись, малыш, — услышал он голос брата. — У тебя еще все впереди.
— Я что… Я ничего, — вяло ответил Саня и ушел в свою комнату.
Сел, глядя в камин. Перед ним вдруг открылась беспощадная правда о своем творчестве. «Вторичность… цепи подражательности…» — эти жестокие, но верные слова не выходили из головы. Так было с красивенькой «Зимней сказкой», так и теперь… «Меня просто жалели. Из жалости говорили о таланте. Вот Юджину все дается легко, потому что он действительно талантлив. А я бездарность.
Трудолюбивая бездарность».
Вспомнилось детство, когда он вот так же сидел перед камином и думал: «Зачем я здесь?» В душу снова заползала мысль о своей ненужности, «первобытности». Шесть лет он занимается живописью. А чего добился? Научился красиво, «технично» копировать натуру. Но с этим справится и Афанасий, если его как следует поднатаскать… Правда, в мастерской, за дымчатым покрывалом, стоит еще одна картина. Ее пока никто не видел. «И хорошо, что не видел», — подумал Саня. Сейчас она представилась не только странной, но и сумбурной. В лучшем случае — банальный пейзаж.
Утром Иван, взглянув на осунувшееся лицо брата, предложил:
— Ты пока отдохни от картин.
— Я к ним больше вообще не прикоснусь.
— То есть как это не прикоснешься? Ты же художник по натуре. Другое дело, что отдохнуть, конечно, надо. Давай-ка возобновим наши походы, поговорим о живописи, о музыке, о стихах. Кстати, покажешь мне когда-нибудь хоть одно свое стихотворение?
Он взял неохотно протянутый Саней лист с чуть светящимися буквами, отпечатанными на светографе, и прочитал:
Когда в лесу — глухом, угрюмом —
Костер впервые запылал,
Далекий пращур и не думал,
Что первым космос штурмовал.
Колумб межзвездных поколений!
В полете смелом меж светил
Ты вспомни тех, кто сумрак древний
Огнем впервые осветил.
— А мысль не дурна! — воскликнул Иван. — Но вот по форме… — он чуть замялся. — Стихи мне кажутся несколько старомодными. Они неплохо выглядели бы где-то в веке двадцатом, даже девятнадцатом.
— В моем веке, — Саня опустил голову. — В каменном.
— Тоже мне максималист нашелся! — Иван рассердился не на шутку. — Или все ему подавайте, или ничего! Или Цезарь, или никто! А до Цезаря в живописи надо трудиться и трудиться. Искать себя, рвать цепи зависимости и подражательности. И не переживай ты так свою временную неудачу. У кого их не бывает? А стихи, конечно, пиши, хотя, на мой взгляд, ты все-таки не поэт, а художник.
«Не поэт и не художник», — уныло думал Саня, оставшись один в своей комнате. Он сидел перед камином и бесцельно ворошил пылающие головешки. Лист с красиво напечатанными стихами бросил в огонь. Пластиковая бумага долго сопротивлялась.
Чернела, шевелилась, корежилась и наконец вспыхнула. «Вот и все, — подумал Саня. — Так бы и с картинами…» И вдруг холодным потом прошибло: он же давал стихи Зине!
— О, да ты еще и поэт! — удивилась девушка. Но, прочитав, ничего не сказала, видать не хотела огорчать… Только улыбнулась, показав свои ровные и красивые, как у Антона, зубы.
Мысль о зубах окончательно доконала Саню. Он вспомнил, как стоял тогда перед Зиной и широко ухмылялся, — этакий зубастый дикарь, довольный своими бездарными древнекаменными виршами…
От этого воспоминания Сане стало так больно, что он застонал. Собственная жизнь в гравитонном веке показалась ему не только никчемной, но и постыдной.
Первобытный! Нелепый обломок прошлого!.. Его жизнь жалка и бессмысленна в этом мире, где заняты все своим делом.
Все ли? За эту мысль Саня поначалу ухватился, как утопающий за соломинку. Он вспомнил о так называемых «вечных туристах»… Не о тех, кто после упорных трудов и напряженных творческих поисков уходил в леса и луга или совершал турне по планетам Солнечной системы. «Вечными туристами» называли людей, ни к чему не прикипевших душой, работавших с прохладцей — лишь бы выполнить необременительный трудовой минимум. Много времени они проводили в развлечениях — путешествовали по континентам Земли, по городам Марса, Ганимеда, Венеры, охотились на искусственных зверей в густо разросшихся джунглях Луны. Таких людей было немного, и обузой для общества они не являлись, хотя частенько и становились мишенью юмористов и сатириков.
