Тед Деккер - Тьма
— Удивительно! Нет, ничего не вспоминается.
Йохан повернулся к товарищам и заговорил возбужденно, размахивая руками:
— Видите? Он ничего не помнит! Это же клад для рассказчика! — Он повернулся к Тому. — Танис прекрасный рассказчик! — Йохан вытащил из кармана маленькую фигурку льва, выполненную из красного дерева, вручил Тому. — Возьми! Может быть, он поможет вспомнить. — И снова Йохан и Латфта подхватили его под руки и потащили, как захваченного в бою пленника.
Палус, отец Йохана, погруженный в оживленную беседу с каким-то мужчиной, стоял за ведущей в деревню сверкающей топазовой аркой. На ногах незнакомца красовались туго зашнурованные мокасины, тело прикрывала длинная темно-коричневая туника из чего-то вроде древесной кожи. Микал во вчерашнем разговоре с ним упоминал этот материал. Глаза его, разумеется, зеленые, лицо выразительное, загорелое, тело поджарое, мускулистое. Выглядит как настоящий лесной воин.
Значит, таков Танис. Перворожденный. Старейший человек Земли. Но на вид ему не больше тридцати.
— Доброе утро, дорогой мой, и добро пожаловать в нашу деревню, — приветствовал Танис.
— Ты очень добр, — рассеянно ответил Том и прошелся взглядом по кронам деревьев. — Микала здесь не было?
— Нет, Микала не видели. Палус, Микала видел?
— Нет, не видел. Да он где-нибудь неподалеку.
Танис поглядел на Тома, приподняв левую бровь.
— Ну, тогда скоро и появится.
— Он обещал сказать, из какой я деревни.
— Ну, раз обещал, то и скажет! Только, думаю, не сразу. А у нас пока есть что обсудить.
— Может, ему понадобится моя помощь. Ведь моя семья волнуется….
— Нет, ни в коем случае. С чего им волноваться? Ты действительно потерял память, полностью? Очень интересно, все испытываешь, как будто впервые. Столько новых впечатлений! Утомительно, но одновременно бодрит.
— А моя деревня? Ведь там наверняка беспокоятся?
— Да нет же! С чего им беспокоиться? Они полагают, что ты с Элионом, а Элион с тобой, как оно в действительности и есть. Ведь он все это допустил, так?
Множество глаз устремилось на Тома, все ожидали его ответа.
— Д-да, конечно, он допустил, — кисло протянул Том, чтобы прервать затянувшееся молчание.
— Ну вот и отлично. А теперь давайте побеседуем.
Танис повел всю группу вверх по склону холма, придерживая Тома за руку. Палус шел с ними рядом, дети шагали позади. Над ними показались в воздухе несколько рушей.
— Прежде чем начать, мне хотелось бы кое-что определить, — сказал Танис. — Хотелось бы выяснить, не забыл ли ты о Высоком Чувстве. Прежде, чем начать.
— Э-э… Начать — что?
— Начать помогать тебе.
— Э-э… Помогать — чем?
— Высоким Чувством, разумеется.
Здравствуйте-пожалуйте! Выходит, никуда от всей этой любви, романтики и подобной бодяги не денешься.
Танис переглянулся с Палусом и с детьми.
— Ага, так и есть, забыл. Чудесно! — Он обошел вокруг Тома, как вокруг чего-то весьма редкого и потому драгоценного. Поднял руку.
— Нет, конечно, чудесно вовсе не то, что ты все забыл. Чудесно, что тебе предстоит открыть так много нового. Как рассказчик, могу заверить, что перед нами невероятные, захватывающие перспективы. Как неразмеченный лес. Как пруд без единой рябинки. Как…
— Ну, так скажи ему, — прервал его излияния Палус.
Танис замер с поднятой рукой. Опустил голову.
— Да, конечно. Высокое Чувство. Ну что? Рассаживайтесь все.
Все мгновенно бухнулись на травку, Том поспешил последовать их примеру. Танис энергично расхаживал взад-вперед.
— Высокое Чувство, — провозгласил Танис, вытянув вверх указующий перст. — Скажи ему, Йохан, что такое Высокое Чувство.
Йохан вскочил.
— Это игра Элиона! — И он снова плюхнулся на траву.
— Игра… Да, это так. Это действительно игра. Настолько же игра, насколько любая история есть история. Совершенно верно! Это игра Элиона. Исхожу из того, Томас, что ты ничего не знаешь. Итак, я скажу, что Высокое Чувство есть основа всех историй.
— Основа истории?
— Истории? Нет, именно историй. И я хотел бы сейчас поговорить об этом. Высокое Чувство — корень, из которого растут истории, в которых мы сталкиваемся с вечными идеалами. Любовь, красота, надежда… Величайшие дары. Самое сердце Элиона. Понимаешь?
— М-м-м… Немного отвлеченно.
— Ха! Напротив, Томас, напротив! Знаешь, почему мы любим красивые цветы? Потому что любим красоту.
Все закивали. Том непонимающе огляделся.
— Дело в том, что мы созданы любить красоту. Мы любим красоту, потому что Элион любит ее. Мы любим петь, потому что Элиону нравится пение. Мы любим любовь, потому что Элион тоже любит ее. Нам нравится быть любимыми, потому что Элиону тоже это нравится. Во всем мы подобны Элиону. Так или иначе, все, что мы делаем, связано с вечной темой нашей любви к Элиону и любви Элиона к нам.
Том кивнул. Но не потому, что понял или проникся, а потому, что в этом месте полагалось как-то отреагировать.
Танис тоже кивнул.
— Любовь Элиона к нам и наша любовь к нему — это и есть Высокое Чувство. Это первое. — Танис вытянул в воздух один указательный палец. — А второе, — второй указательный палец проткнул воздух, — та же любовь между нами. — Он выдержал многозначительную паузу, вскинул оба пальца повыше и провозгласил торжественно: — Любовь между мужчиной и женщиной!
Палус испытующе всмотрелся в лицо Тома.
— Вспоминаешь? Конечно же, вспоминаешь.
— Да-да. Помню про любовь.
— Между мужчиной и женщиной, — подчеркнул Палус.
— Да. Конечно, между мужчиной и женщиной. Роман.
Танис гулко хлопнул в ладоши.
— Верно! Романтические отношения.
— Роман! — раздалось над ними. Три руша под руководством Габила приземлились рядом. Двое неизвестных представились Нублимом и Серентусом. Том спросил, мужские это имена или женские, и Габил засмеялся.
— Нет, руши не такие, как люди. У нас нет никаких романов, и ничего похожего…
— К сожалению, ничего похожего, — как будто и вправду сожалея, покачал головой Нублим.
— Сыграем? — воскликнул Йохан, обращаясь к Габилу.
— Конечно!
И тут же трое детей бросились догонять рушей, взлетевших и понесшихся от них вниз по склону холма.
Оставшиеся с Томом взрослые, не сговариваясь, схватили его за плечи и развернули в противоположную сторону.
— Теперь мы, дорогой друг, подошли к главному для тебя вопросу. Это, конечно же, вопрос о Рашели. — Танис взглянул на Палуса.
Смысл происходящего не был для него тайной, но обстоятельства все же удивляли. Поражала неприкрытость, бесцеремонность, с которой затрагивались обычно столь интимные вопросы. Перворожденный и Палус фактически собирались свести его с Рашелью!
