Роман Никитин - Пусть люди вымрут!
− Ммм… я за, но тело противится, − улыбнулась еле заметная фигура на импровизированном из остатков одежды ложе.
− Тело мы уговорим. Как только представится возможность, − пообещал Флавий и нагнулся к своей одежде. — В самом деле, нам пора. Нужно до рассвета найти галла и центуриона.
Воительница поняла, что на сегодня любовные игры кончились и мгновенно переключилась на игры военные.
− Уверена, что с толстяком все в порядке. Но судя по ранам Кельвина…
− Да, я знаю. Герекс рассказал, − оборвал девушку Флавий. Не хотелось лишний раз думать, что ветеран, возможно, уже мертв.
− Тем не менее, хотя бы узнаем, что с ними. Без этого я никуда не уйду, − добавил Флавий уже совсем твердо, и Гиза поняла, что передней именно тот Флавий, который и что-то переключил в ее душе.
В этом он был похож на хашшишинов Востока. Похож — да не тот. Хашшишины — пешки диктатора, а у того никаких целей кроме как продержаться у власти еще сколько-то лет. Да, в глазах пешек горел такой свет нерушимой веры, который и не снился никому из европейцев. Да, их презирали десятки, толпы восхваляли и тысячи боялись. Но только тот, кто провел на Горе тринадцать из тогда еще неполных двадцати лет жизни, кровью своей и врагов завоевав право на звание даи; тот, кого в течение полутора лет жестоко унижали и заставляли играть роль гурий в мистификациях Старца; тот, с помощью кого госпиталиеры смогли захватить неприступную крепость ибн Саббаха — тот человек понимал, что только способность к самопожертвованию ради высших целей выделяет настоящего рыцаря от цепных псов какого-либо режима.
Вот и Флавий — именно рыцарь. А вовсе не кто-то из лидеров ордена госпиталиеров, покоривших всю бесконечность ближневосточных земель и «подаривших» организации хашшишинов нового лидера и новое имя.
Римляне называли организацию наемных убийц Орденом воздаяния и ставили ее вместо опорочивших себя доминиканцев. Ближайшим помощником главы Ордена когда-то была арабская красавица с глубочайшими озерами карих миндалевидных глаз — безжалостный убийца и великолепный воин, урожденная принцесса Гизада Арбан-Адан аль Саджах.
Гиза была не только великолепным воином, умелой любовницей и непревзойденным шпионом, но и просто умным человеком. Благодаря этому успела унести ноги из Ордена раньше, чем за ее голову была объявлена награда. Лидеры любой военизированной, а тем более религиозной организации панически боятся предательства со стороны ближнего своего, в том числе и того, кому они обязаны властью. Нет, тем более со стороны того, кому они обязаны властью. А власть лидеру Ордена преподнесла на блюдечке с витиеватой арабской вязью на каемочке именно арабеска.
С тех пор, а прошло уже без малого десять лет, Гиза оставалась сама себе хозяином. Сама выбирала работу, зачастую грязную и почти всегда кровавую; сама выбирала себе покровителя; сама готовила себя к тому единственному Делу, которое отличит ее от других даи.
Последние полтора года восточная красавица регулярно привлекалась Святым христианским Римом в качестве агента влияния. С десяток не согласных с политикой Рима вельмож старых, еще времен Империи родов, резко поменяли свое отношение к Святому христианскому Риму после того как в их резиденциях появилась странная восточная девица. Всегда под разным предлогом и всегда как-то уж очень сразу. Но и эффект также был постоянен: Гиза быстро и эффективно принуждала заартачившихся к исполнению воли церкви: либо шантажом, либо угрозой смерти близких, а несколько раз − с особо стойкими − и ценой кровопролития.
«Лезвие востока» — так называл Тайный магистрат Престола свое оружие и очень ценил. В другое время клирики сожгли бы чужеземку как ведьму или просто еретика (Гиза по-прежнему принципиально не принимала христианства), но таланты девушки, о коих донес кое-кто из окружения Ордена воздаяния, а впоследствии и продемонстрированные Гизой самолично, заставляли церковных служителей до поры придержать на доске шатрандж эту сильную фигуру.
План побега приняли быстро. Перебивая и дополняя друга, мгновенно перехватывая у соратника нужные мысли и делясь своими, странновато выглядящая пара быстро распределила роли в грядущем поиске своих друзей. Как только место содержания пленников станет известным, Гиза через крышу проникнет в здание и по возможности быстро вырежет охрану. Флавию останется войти внутрь и помочь забрать друзей из плена.
Просто как все гениальное.
И настолько же смахивает на сумасшествие.
* * *− Ты знаешь, я хотела сказать тебе это еще там, в хижине где…
− Ммм…, - Флавий не мог говорить, окровавленный рот был полон осколками разбитых зубов. Еще раз сплюнув темную дрянь на невидимый теперь пол, римлянин попросил:
− Не нафо, Гифа… Я…
− Заткнись, Рэм Александр, − перебила арабеска. − Я хочу чтобы ты молчал и впредь знал…
Воин поерзал, пытаясь было пошевелить руками. Бесполезно — ответом лишь дикая боль в локтях. Перерезанные сухожилия напрочь лишали подвижности, а в ответ на каждое ее проявление отвечали безумной вспышкой боли, гасящей сознание.
Когда Флавий снова пришел в себя, Гиза уже говорила. Часто-часто, что он никогда не замечал за спокойной и рассудительной воительницей. Видно было, что она хочет выговориться до того, как…
О том, что могло следовать за этим «как», Флавий запретил себе думать. Перестал ворочаться на жесткой деревянной кровати, откинул голову назад − единственная оставшаяся подвижной часть тела. Шею без последствий не перережешь.
Гиза говорила.
− По недосмотру Аллаха именно я дождалась, когда двери твердыни ордена хашшишинов откроются. Я дождалась, Рэм, дождалась! Я — единственная из всех не сдалась и дождалась, чтобы мне открыли дверь! Семнадцать дней без еды, из питья только дождевая влага. Ты знаешь, Рэм, что это — ожидать грозы и благословенного дождя в просушенной насквозь горной пустыне? Вода, падающая с неба, вкусна и холодна как будто уже побывала в этом вашем странном Граале, а серость плачущего неба ты начинаешь воспринимать как теплый взгляд серых глаз вашей странной богородицы.
Я вытерпела, хотя один мальчишка помер, а остальные не выдержали и ушли. Самые стойкие волочили конечности по камню, сдирая руки-ноги до крови, но они уже ничего не чувствовали…. последний из них, странный голубоглазый и светловолосый паренек, на карачках уполз не солоно хлебавши, а впоследствии стал главой Ордена воздаяния. Это ему я отдала цитадель… а потом и себя.
Но он тоже не был моим мужчиной, Рэм. Он не был, не были таковыми и эти обдолбанные травою самоубийцы с горящими глазами, которых меня и еще несколько девчонок заставляли обслуживать. Якобы воин в раю, якобы мы − гурии. Это все не то…
