Александр Громов - Мягкая посадка
ЕМУ было плевать — это точнее.
— Я тебя не звал, — напомнил Мишка. — Говори, что нужно, и убирайся. Ко мне прийти должны.
Мишка — кобель. Но разборчивый.
— Опять женщины? — Я покачал головой. — Грустно, Миша, грустно. Растрачиваешь молодые силы. У меня, может быть, обыкновенная ностальгия — чем тебе не нравится? Диван, вижу, тот самый. Приятно посидеть на обломках кораблекрушения. Кстати, ты как сейчас пишешь в анкетах: все еще «замужем»?
— Пишу «семьянин», — хмыкнул Мишка. — Ты за этим и пришел?
Я коротко объяснил ему, зачем я пришел.
— Ага! — сказал он, когда я закончил. — Значит, непременно по форме «А-плюс»?
— Верно. И как можно скорее.
— Не пойдет. — Он покачал головой.
Так я и думал.
— Почему?
— Действуй официально — вот почему. У нас с этим строго.
— Официально — это раз-два и в резерват, — возразил я. — Мне нужно, чтобы было неофициально. Ты, я и она. И чтобы больше ни одна живая душа не узнала.
— Значит, «она»? — ухмыльнулся Мишка. — Ну, естественно. Мог бы сразу догадаться. Не везет тебе с бабами, а? А скажи мне пожалуйста, с какой стати мне решать за тебя твои проблемы? Мне просто интересно.
— Катя, — сказал я умоляюще, — я тебя прошу.
Мишка окрысился:
— Я тебе не Катя…
— Миша, — сказал я. — Послушай, не Катя, а Миша, мне очень нужно, чтобы ты мне помог. Мне некого больше просить. Ты же работаешь в этом центре, Миша! Помоги и требуй от меня что душе угодно. Теплоэлемент хочешь? Ни у кого нет, а у тебя будет. Тридцать киловатт, автономность пять лет с гарантией… Или денег? Миша, ты пойми, ты сейчас посмеешься надо мной, но один раз ты меня пойми: мне Дарья нужна так, как ты никогда нужен не был… не была…
— Пошел вон! — сказал Мишка.
Что ж, исчерпывающе. Я встал и прошелся по комнате. Уж чем-чем, а доходчивостью изложения Катерина всегда отличалась, не отнять и не забыть, как ни старайся. Черт меня побери, понял я вдруг с испугом, а ведь мне хотелось ее увидеть! Не его, а именно ее. Вспомнить, представить в воображении вот эти руки — они теперь Мишкины, вот эти щеки — они тоже теперь Мишкины, бритые, но зато вон та ложбинка сзади, где шея переходит в затылок — она еще Катькина, ее Мишка не украл…
— А хорошо, что у нас с тобой не было детей…
Мишка промолчал.
— Значит, не поможешь? — спросил я.
— Ты еще надеялся?
Чтобы успокоиться, пришлось глубоко вдохнуть. Воняло приторным. Мерзкое снадобье не подавляло обоняние, совсем наоборот. И ведь ходят же сюда женщины… Впрочем, Мишкины женщины — они ко всему привычные, к насосу в подвале в том числе.
Ну что ж… Я вытащил из кармана мятые брошюрки и шлепнул перед Мишкой в ведро с жужелицами. Теперь была моя очередь. Извини, Катя.
— Читал?
— Нет, — покосился он. — Что за дрянь?
— Я тебе оставлю, — пообещал я. — Ты почитай, тебе будет интересно. Видишь ли, мне предписано зачать от тебя ребенка.
Мишка открыл рот.
— Что-о?
— Вредно говорить на вдохе, — сказал я. — Можно поперхнуться. Повторяю еще раз. От нас требуется зачатие ребенка, детали процесса оставлены на наше усмотрение.
Мишку передернуло.
— Ты от рожденья такой или в детстве уронили?
— Можно двойню, — уточнил я. — Но приступить мы должны немедленно, там так написано. Начало можешь не читать, там лозунги и статистика, а дальше кратко и энергично: уклонение считается действием, наносящим прямой вред государству и человечеству. Систематическое неисполнение требований ГЕП, выявленное окружной комиссией, карается в установленном законом порядке. Кстати, разводы отныне запрещены. Будем плодиться, вроде кроликов. Так что раздевайся, женушка, и ложись в постель.
— Погоди, погоди, — пробормотал Мишка. Он попятился и стал бледен. — Как ты это себе представляешь?
— Это не мое дело, — нахально сказал я и, подобно толстому секретарю, устремил указательный палец в космические сферы. — Там спроси. Или придумай сам, проблема-то твоя. У тебя девять месяцев на доказательство лояльности.
— А вот это ты видел? — завопил Мишка, брызгаясь. — Ха, удумал, чем напугать! Да плевать я хотел! Да не один нормальный человек, даже в твоей говенной комиссии… Ни один, слышишь!..
— Ты сомневаешься, что Государственная Евгеническая разработана нормальными людьми? — кротко спросил я. — Видишь ли, наш с тобой случай в Программе не предусмотрен, так уж вышло. Раньше надо было думать. Ты моя жена, иди докажи обратное.
В дверь позвонили.
Я обошел пораженного столбняком Мишку и отпер. На пороге стояла женщина, мало того — знакомая женщина. Самое интересное, что я даже не очень удивился. Похоже, сегодня выдался такой день, что я просто подсознательно ждал чего-нибудь в этом роде. И второй раз за пять минут я видел, как лицо человека вытягивается, одеваясь бледностью.
— Здравствуйте, — сказал я. — Вас ведь зовут Субм… то есть, виноват… Марина? С Вацеком все в порядке?
— Да, — очень тихо сказала цыпа.
— А с Сашкой Столповским? Он знает, что вы здесь?
Мишка за спиной громко сглотнул.
— Простите, что не могу уделить вам сейчас внимание, — непреклонным тоном произнес я, затворяя дверь, — но у нас с супругой есть дела, не терпящие отлагательств…
— Сволочь!!! — заорал Мишка и попытался меня лягнуть. Я уклонился, одновременно проверяя взглядом комнату на наличие подручных средств.
— Конечно, сволочь. Только вот что интересно: людей почему-то сильнее всего бесит не тот, кто сам по себе сволочь хуже всякого адаптанта, а тот, кто становится сволочью тогда, когда его к этому вынуждают. Почему так, не знаешь?
— Марина! — закричал Мишка. — Марина, ты здесь? Марина, ты подожди, я сейчас…
— Мы договорились? — спросил я.
— Ладно… — Мишка тяжело дышал. — Давай адрес… Попробую.
Я записал адрес и фамилию и, послав Мишке воздушный поцелуй, галантно распахнул дверь перед дамой.
6— Нет, мне так не нравится, — сказал Бойль. — Давайте все-таки оттолкнемся от какого-то определения, иначе нам не забраться… Не выбраться? Да-да, правильно. Не выбраться. Итак, попробуем сформулировать: основная черта, выделяющая адаптантов из основной массы человечества, — суть острая интеллектуальная недостаточность при сохранении и даже совершенствовании адаптивного поведения, отсюда и видовое название. Так?
— Так, — поддакнул Георгий Юрьевич, нюхая яблоко. — Вот это ты, брат, правильно сейчас сказал. Дураки они и дерьмо живучее, всего и делов. А то напустил тут поначалу: зиготы какие-то, аллели, Менделеев…
— Мендель, — поправил я и погладил Дарью по руке выше локтя. Она не почувствовала.
