Дэйв Эггерс - Сфера
– Я думаю, тебе пора уезжать, – сказала она. – Он не захочет, чтоб ты это видела.
– Я могу помочь, – сказала Мэй.
– Прошу тебя, детка. Дай ему сохранить хоть каплю достоинства.
– Бонни! – загремел отцовский голос из дома.
Мать стиснула руку Мэй:
– Деточка, собери вещи, мы через пару недель увидимся, хорошо?
* * *Мэй поехала назад к побережью, и от гнева ее всю трясло.
Они не имеют права так с ней поступать – призывать домой, а потом гнать прочь. Она не хотела нюхать его дерьмо! Она бы помогла, да, едва попросили бы, но если они будут так с ней обращаться – нет. А Мерсер! Отчитывал Мэй в ее же доме. Господи боже мой. Все трое хороши. Мэй два часа ехала туда, теперь два часа назад, и что ей досталось за труды? Одно расстройство. Ночью жирдяи читают нотации, днем выставляют за дверь собственные родители.
До побережья она добралась в 16:14. Еще не поздно. Когда они закрываются – в пять, в шесть? Она забыла. Свернула с шоссе к бухте. Ворота эллинга были открыты, но поблизости никого. Мэй побродила по рядам каяков, падлбордов и спасательных жилетов.
– Ау? – сказала она.
– Ау, – ответил ей голос. – Я здесь. В трейлере.
Чуть дальше стоял трейлер на шлакоблоках, и в открытую дверь Мэй разглядела мужские ноги на столе, телефонный шнур, тянувшийся от стола к незримому лицу. Она взошла по ступенькам и в сумрачном трейлере увидела обитателя – за тридцать, лысеет, выставил указательный палец. Мэй поминутно глядела на телефон, смотрела, как утекает время: 16:20, 16:21, 16:23. Положив трубку, человек улыбнулся:
– Спасибо, что подождали. Чем вам помочь?
– А Мэрион здесь?
– Нет. Я ее сын. Уолт. – Он встал и пожал Мэй руку. Высокий, худой, пропеченный солнцем.
– Очень приятно. Я опоздала?
– Куда? К ужину? – переспросил он, полагая, что удачно пошутил.
– Взять каяк.
– А. Который час-то? Я давно не смотрел.
Ей и смотреть не требовалось.
– Двадцать шесть минут пятого, – сказала она.
Он прочистил горло и снова улыбнулся:
– Двадцать шесть пятого, а? Ну, мы вообще-то закрываемся в пять, но раз вы так чувствуете время, наверняка вернетесь в двадцать две шестого? Нормально? А то мне надо за дочкой заехать.
– Спасибо, – сказала Мэй.
– Давайте вас оформим, – сказал он. – Мы только-только все компьютеризировали. У вас же есть учетка?
Мэй представилась, он вбил ее имя на новом планшете, но ничего не вышло. С третьей попытки он сообразил, что не работает вайфай.
– Наверное, через телефон получится, – сказал он, вынимая телефон из кармана.
– А можно когда я вернусь? – спросила Мэй, и он согласился – понадеялся поднять сеть. Выдал Мэй спасжилет и каяк, и уже на воде она снова глянула на телефон. 16:32. У нее почти час. В Заливе час – куча времени. Час – как целый день.
Она погребла от берега, но сегодня не увидела в бухте тюленей, хотя нарочно притормаживала, чтоб их выманить. Доплыла до старого полузатопленного пирса, где они порой загорали, но ни одного не нашла. Ни тюленей, ни морских львов – пирс пустовал, лишь одинокий неряшливый пеликан восседал на столбе.
Она погребла за опрятные яхты, за таинственные суда, в открытый Залив. Там передохнула, чуя воду под собой, гладкую и качкую, точно бездонный желатин. Когда замерла, в двадцати футах впереди вынырнули две головы. Тюлени – они переглянулись, будто раздумывая, надо ли разом посмотреть на Мэй. Что затем и сделали.
Они смотрели друг на друга, два тюленя и Мэй, не мигая, а затем, словно сообразив, до чего Мэй неинтересная – подумаешь, сидит и не шевелится, – один тюлень погрузился в волну и исчез, другой торопливо последовал за ним.
Впереди, посреди Залива, она разглядела нечто новое, рукотворную конструкцию, которой прежде не замечала, и решила, что такова и будет ее задача на сегодня – добраться туда и расследовать. Вблизи выяснилось, что это два судна – ветхая рыболовецкая лодка, а у нее на поводу некрупная баржа. На барже стояло прихотливое, но бестолковое жилище. На суше, особенно в окрестностях, его бы мигом снесли. Мэй видела похожее на фотографиях – лагеря беженцев или лачуги бездомных времен Великой депрессии.
Мэй сидела в каяке, рассматривая этот бардак, и тут из-под синего брезента появилась женщина.
– Ой, привет, – сказала она. – Ты прямо как из-под воды. – Лет шестидесяти, волосы длинные, седые, густые и растрепанные, завязанные в хвост. Она подошла, и Мэй разглядела, что нет, помоложе, слегка, пожалуй, за пятьдесят, и в волосах блондинистые пряди.
– Здрасьте, – сказала Мэй. – Простите, что близко подошла. На пристани нам специально велят вас тут не беспокоить.
– Это да, – сказала женщина. – Но поскольку мы как раз хотим выпить вечерний коктейль, – прибавила она, устраиваясь на белом пластиковом стуле, – момент ты выбрала безупречно. – Она запрокинула голову и обратилась к синему брезенту: – Ты там так и будешь прятаться?
– Коктейли несу, птичка моя, – ответил бестелесный мужской голос, симулируя любезность.
Женщина посмотрела на Мэй. В сумерках глаза ее блестели некоторым лукавством.
– Ты вроде безобидная. Хочешь на борт? – И она склонила голову набок, вглядываясь.
Мэй подгребла поближе, и тут мужской голос выступил из-под брезента и стал телом. Поджарый человек, чуть постарше спутницы, нес два, кажется, термоса.
– Она к нам присоединится? – спросил он у женщины, падая на другой пластиковый стул.
– Я пригласила, – ответила та.
Подплыв ближе – стали различимы лица, – Мэй разглядела, что обитатели баржи чистые и опрятные; она-то боялась, что их наряды окажутся под стать судну и выяснится, что они не просто водоплавающие бродяги, но к тому же опасны.
Мэй маневрировала, а они оба смотрели – с любопытством, но пассивно, будто сидели у себя в гостиной, а она их развлекала нынче вечером.
– Ты бы ей все-таки помог, – раздраженно сказала женщина, и мужчина встал.
Каяк ткнулся носом в стальной борт, мужчина ловко завязал канат и подтянул каяк параллельно борту. Помог Мэй встать и взобраться на палубу – деревянную лоскутную композицию.
– Садись, милая, – сказала женщина, указав на стул, откуда только что встал мужчина.
Мэй села и заметила, как мужчина уставился на женщину в бешенстве.
– Ну, принеси другой, – сказала та. Он снова исчез под синим брезентом. – Обычно я им так не командую, – пояснила она для Мэй и взяла термос. – Но с гостями он не умеет. Тебе красное или белое?
Незачем пить ни то ни другое – рановато, и еще каяк возвращать, а потом ехать домой, – но во рту пересохло, а если вино белое, под закатным солнцем оно пойдет хорошо, и Мэй тут же решила, что хочет выпить.
