Блудные братья - Филенко Евгений Иванович

– Это такая старенькая, простенькая в мелодическом плане вещица с глубоким латентным драйвом, – жмурясь от удовольствия, сказал Агбайаби. Кратов покосился на него с изумлением: он и представить не мог, что этот старец увлекался чем-либо еще, помимо ксенологии.

– …Но Озма этот драйв пробудила и усилила во стократ, – ухмыльнулся Носов, – так что весь Вудсток единым духом рухнул на колени и не вставал еще битый час, требуя продолжения. И лишь приезд легендарных «Морайа Майнз» спас положение.

– Истинно, – подтвердил Понтефракт. – Попники так ее и называли: «Бич божий», «Внезапная смерть»… Если на фестивале или концерте появлялась Ольга Флайшхаанс, остальные участники могли убираться восвояси – никто их и слушать не станет, с их чепуховой музыкой и ничтожными голосами.

– Серьезные специалисты полагают, что именно благодаря феномену Озмы современная массовая культура пришла в беспрецедентный упадок, – продолжал Носов. – Между тем как классическая музыка и в определенной степени музыкальный авангард переживают настоящий бум… Так или иначе, в 141 году Ольга Флайшхаанс приняла сценический псевдоним «Озма», собрала собственную концертную труппу из единомышленников и с непреходящим успехом гастролирует по Галактике. Большинство исполняемых композиций – ее собственного сочинения. С ней сотрудничают выдающиеся аранжировщики современности – Ла Гуардиа, Деллафемина, Белоцерковер. Хотя и ее аранжировки отмечены бесспорным талантом. Возьмем, к примеру, ту же «Cantilena Candida»…

– Что означает ее псевдоним? – спросил Грозоездник.

– «Губы ее были алы, глаза сияли, как алмазы», – едва заметно улыбаясь, сказал Агбайаби. – «По плечам струились золотистые кудри»… [10]

– Он взят из старинной детской книги о волшебной стране, – объяснил Понтефракт. – Страна называлась Оз, а правила ею прекрасная принцесса Озма. И жили там самые невообразимые существа. Совсем как в нашей Галактике.

– Вы хотите сказать, что эта певица полагает себя властительницей Галактики? – уточнил Грозоездник.

– В определенном смысле так оно и есть, – хмыкнул Понтефракт. – Во всяком случае, ни одна из планет Федерации не возьмется это оспаривать…

– Даже Амрита, – осклабился Агбайаби, – что, подобно киплинговской кошке, «гуляет сама по себе». Озма завоевала их единственным концертом собственных интерпретаций Ригведы в стиле «рага-стрим».

– Но мы даже не воспринимаем большую часть вашего акустического спектра! – возмущенно заломил передний конечности арахноморф.

Блукхооп сверкнул выпученным лукавым глазом в своем узилище.

– Это шутка, коллега, – сказал он. – Маленький розыгрыш в человеческом духе, юмор гуманоидов. Юмор вы обязаны понимать по своему общественному статусу…

Грозоездник просвистел что-то невразумительное и, по всей видимости, непереводимое. Блукхооп, однако же, понял.

– Вы слишком строги к ним, друг мой, – промолвил он. – В конце концов, все юные расы амбициозны и непочтительны…

– Я могу закончить? – осведомился Носов. Никто не проронил ни звука. – Итак, Озма в настоящее время находится на планете Эльдорадо, в городе Тритоя, куда прибыла с родной Магии и откуда вскорости направится на Тайкун. Ей двадцать восемь лет, и она все еще набирает высоту своего таланта. У нее нет друзей и нет человека, с которым она делит ложе. У нее прекрасное здоровье и, по нашим сведениям, естественная сексуальная ориентация, но творчество отнимает все время и сжигает все силы… В круг привязанностей Озмы входят лишь самые близкие родственники и домашние животные. К последним можно причислить трехгодовалую дымчатую кошку Дороти, что прибилась к труппе во время предыдущих гастролей Озмы в Тритое.

Понтефракт приосанился.

– Это предмет гордости Магистрата, – заявил он.

– Озма обожает менять внешность. Сейчас это отнюдь не растрепанная соломенноволосая девчонка в джинсах периода «Ночного кошмара» и Вудстока, и не знойная чернокудрая магиотка, как в прошлом году. Вот как она выглядит сегодня. – Носов проделал легкое мановение зажатым в руке пультом, и на свободном пространстве в центре помещения возникла застывшая женская фигура.

«Губы ее были алы, глаза сияли, как алмазы…» Нет, ничего королевского в Озме, пожалуй, не было. В облегающем длинном платье из безыскусной и даже грубой на вид белой ткани, с просторными рукавами и высоким стоячим воротником, она выглядела скорее фрейлиной на пикнике. Копна жестких волос живого соломенного цвета была умело уложена таким образом, чтобы казаться в полном беспорядке и в то же время не вызывать раздражения. Лицо и кисти рук были насыщенно-смуглыми, что могло быть в равной степени и результатом долгих прогулок под палящим солнцем, и незатейливым макияжем. На этом легком шоколадном фоне контрастно-алым пятном выделялись полные губы, сообщавшие круглому, скуластому личику несколько наивное выражение, и широко расставленные прозрачно-зеленые глаза. «Господи, – подумал Кратов, – да ведь она дурнушка!» Это ничего не меняло. Это нельзя было сравнить ни с чем и ни с кем, ни с одной из прекраснейших женщин, что встречались ему на жизненном пути. Ни с агрессивной, тропической красотой Рашиды Зоравицы, ни с морозным очарованием Идменк… Первый взгляд на Озму заставлял оцепенеть на месте. Второй – валил с ног. В ее простоватом лице, в ясном взгляде было столько царственной силы, что ей не нужно было даже открывать рта, чтобы завоевать народы и планеты. Достаточно было просто стоять молча перед тысячами потрясенных глаз. Но Озма при этом пела.

– Это действительно… Озма, – пробормотал Кратов.

– Не говорите, что никогда не видели ее воочию, – тихонько сказал Понтефракт, склонившись к нему.

– Только на афишах, что расклеены по всему городу, – печально сказал Кратов. – Теперь-то я вижу, что у вас за художники.

– Дерьмо художники, – охотно согласился Понтефракт. – У меня странное ощущение, будто бы вы хотите признаться, что никогда не слышали ее голоса.

– Боюсь, что так…

– Нет! – Понтефракт в ужасе отстранился от него. – Этого быть не может! Вы с ума сошли! Родиться и жить в лучшем из миров и не слушать Озму?! Чем же, кот дери, вы занимались почти сорок лет своей жизни?

– Видите ли, – осторожно промолвил Кратов. – Я вообще не питаю устойчивых пристрастий в музыке. Мне в детстве на ухо наступил медведь…

Прислушивавшийся к их словопрениям Грозоездник встрепенулся.

– Простите, – вмешался он. – Но как такое могло произойти? По моим сведениям, медведь – это крупный реликтовый хищник. Даже если допустить, что он сохранился на одной из планет вашей Федерации, то соприкосновение одной из его конечностей с органом слуха, да еще расположенном в столь уязвимом месте, как черепная коробка, неизбежно привело бы если не к гибели жертвы, то к тяжким увечьям!

– Это иносказание, коллега, – с некоторым раздражением пояснил ему Блукхооп. – Фигура речи! Вы должны это знать, вы специалист. К тому же, медведи еще не вымерли, и это вы также должны знать…

– Доктор Кратов, – сказал Понтефракт. – Друг мой! Не наговаривайте на себя. Я сам слышал, как вы мурлыкали после первых двух литров пива. Вы в состоянии воспроизвести услышанную мелодию, а значит – старина медведь обошел вашу колыбельку стороной. Вам нужно побывать на концерте Озмы, дабы вы поняли, что потеряли. И преисполнились раскаяния.

– Долгое время музыкальная культура Федерации пребывала в застое, – сказал Агбайаби. – Считалось, что исполнительское мастерство достигло совершенства, и потому красота и выразительность голоса большого значения не имеют. Все внимание уделялось тексту, мелодии и аранжировке. Это подлежало оценке и восхищению. Голос стал всего лишь одним из инструментов в партитуре. Тем более, что ничего не стоило синтезировать любой голос на усмотрение композитора… Но появилась Озма, и все вернулось на свои места. Людям, в общем-то, безразлично, какие слова и на какую музыку она поет. Им хочется слушать ее голос.