Блудные братья - Филенко Евгений Иванович

– Как прошел концерт? – спросил он.

– Это же Озма, – вздохнул Ахонга. – Когда она запела «Finis inundi», десять тысяч рыдало, а еще десять блаженно улыбалось. Лично я и рыдал и улыбался.

– И никого не в состоянии были защитить, – добавил Кратов.

– Надеюсь, что не существует монстра, готового посягнуть на здоровье и благополучие божественной Озмы. Вы можете вообразить кого-то, способного на подобное святотатство?

– Это кто? – Кратов ткнул пальцем в расхристанное, бешеное чудовище, запечатленное безжалостным стилом Ахонги на одной из страничек блокнота.

– Это тоже вы, – кротко сказал тот. – Конец девятого раунда.

Кратов смущенно хмыкнул.

– Мне не нравится, когда я чего-то не помню, – заметил он, – и уж меньше всего мне нравится то, как я здесь выгляжу.

– Носорог сильно вас ударил. По лицу. А вы как-то говорили, что не выносите этого.

– М-да… – Кратов захлопнул красный блокнот. – Ну их к дьяволу, этих звероподобных ублюдков. Я желаю погрузиться в мир света и любви. Покажите мне свои свежие трофеи.

Конфузливо скалясь, Ахонга протянул ему синий блокнот.

– Где вы учились рисовать? – спросил Кратов.

– Ну, я не всегда был менеджером, – спесиво заявил Ахонга. – У меня приличные родители. Они дали мне хорошее образование. Я изучал не только изобразительные искусства в Академии живописи, но и много музицировал. Верите ли, у меня абсолютный слух… что делает меня особенно восприимчивым к голосу Озмы. А когда выступают эти новомодные засранцы, – добавил он с неожиданным остервенением, – у меня кожа сыпью покрывается! Озма – это… это нечто святое.

– Красивая девушка, – вежливо сказал Кратов.

– Это она и есть.

– Я представлял ее иначе…

– Ну, в прошлом году она была пышнокудрой брюнеткой восточного типа. А нынче это златовласая фея. – Ахонга помолчал. По его испятнанному дикарской татуировкой лицу блуждало выражение чистого блаженства. – Она имеет право быть кем угодно…

– А это кто?

– Дредноут-Джексон, вы его не знаете. Он работает со мной в охранном бизнесе. Тоже, изволите видеть, ревет, подлец! А ведь росту в нем добрых восемь футов и весу, как в упитанной горилле!..

– Вот этот, я вижу, не ревет.

– Меня тоже поразило его самообладание. Странный тип. Лицо необычное, глаза желтые, как у персидского кота… Но знаете, доктор Кратов, мне показалось, что внутренне он рыдает. Не глазами – всем существом. А глазами просто не умеет. Не научили… не то, что нас с вами. Увы, я не смог передать это его состояние своей жалкой рукой.

– Можно мне взять ваш блокнот?

– Зачем?! – изумился Ахонга.

– Хочу показать друзьям. Среди них есть истинные ценители.

Ахонга иронически сощурился:

– А не помогут ли они мне устроить персональную выставку в Академическом манеже?

7

Обычно благодушный и всем ласково улыбающийся, Понтефракт выглядел на сей раз крайне озабоченным. И его можно было понять.

– Все изменилось, – сказал он мрачно. – И мы уже не можем пребывать в прежнем расслабленном состоянии, уповая, что опасность рассосется сама собой.

– Не следует сгущать краски, – проговорил Грозоездник. – Но ни к чему и разбавлять их розовым. Еще ничего не случилось.

– Но может случиться в любой момент, – возразил Понтефракт. – И мы даже не знаем, что именно это будет!

Эрик Носов, притулившийся в своем излюбленном кресле в дальнем углу помещения, сделал порывистое движение, будто намереваясь что-то сказать, но сдержался.

– Это не может быть ошибкой или случайным совпадением? – спросил Агбайаби.

– Увы, нет, – вздохнул Понтефракт. – Наши специалисты проанализировали не только этот рисунок, но и все, что было в блокноте. Несмотря на специфику стиля и явное отсутствие серьезной техники, художник в других своих зарисовках весьма точно воспроизводит оригинал. С какой стати ему было фантазировать в одном-единственном случае из двадцати?

– Он просто не мог знать специфических деталей, – провещал из своего аквариума Блукхооп. – Как следует из разъяснений доктора Кратова, этот человек бесконечно далек от нашей с вами проблематики. И все же он ясно указал эти детали на своем рисунке.

– Надбровные дуги, – кивнул Понтефракт. – Форма переносицы. Ушные раковины. Разрез и цвет глаз. Еще с десяток более мелких композитных особенностей… Это эхайн.

– Это эхайн, – негромко повторил Носов.

– Эхайн на концерте Озмы, – сказал Кратов. – Зачем?

– Мне страшно даже строить предположения, – признался Понтефракт.

– Ладно, – сказал Носов, досадливо морщась. Все посмотрели на него. – Вам всем страшно, а мне нет?.. Предположение первое: эхайн прибыл в Тритою с рутинной разведмиссией. Цель оной состоит в осмотре на месте, подготовке углубленного и массированного внедрения эхайнской агентуры в жизненно важные элементы местной социальной инфраструктуры. С тем, чтобы получить о ней исчерпывающее представление и попытаться экстраполировать извлеченную информацию. Это даст Эхайнору приближенную оценку военного потенциала Федерации и ее дальнейших намерений, а также возможность разрушительного воздействия на упомянутые болевые точки в момент вторжения… Такой вариант мы давно предвидели и к нему вполне готовы. Скажу больше: мы основательно предполагаем, что этот план уже осуществляется, хотя менее всего ожидали, что эхайны объявятся на Эльдорадо во плоти. Однако это смело, нагло, вызывающе – то есть, вполне в духе Эхайнора. И в то же время столь осторожная и последовательная тактика для них нехарактерна. Кавалерийский наскок, атака с лету, бомбовые ковры, рассеиваемые с орбиты, – другое дело.

– Противно, – сказал Агбайаби. – Эдак придется на всех планетах Федерации установить контрольно-пропускные пункты.

– А заодно и попытаться проанализировать этнический состав всех новоприбывших за последние двадцать лет, – криво усмехнулся Носов. – И применительно ко всем проверить действие закона сохранения маршрута.

– Что еще за закон? – удивился Понтефракт.

– Это наша… гм… внутренняя терминология. Внутрицеховая версия закона сохранения материи. Если объект куда-то прибыл, значит, откуда-то он несомненно убыл. Остается выяснить, откуда именно – с Земли, с Магии… или с Эхайнуолы.

– Так, – пасмурно сказал Кратов. – Как следует из ваших слов, Эрик, вы имеете и другие предположения.

– Имеем, – сказал тот деловито. – Предположение второе: эхайн здесь по случаю и никакой разветвленной агентурной сети не представляет. То есть, он прибыл с какой-то одной-единственной целью. Например, просто посмотреть на потенциального противника. Какой-нибудь военный функционер или шеф разведотдела сил вторжения… В этом случае никакой достоверной информации он не извлечет, а скорее, будет введен в заблуждение – и распространит беспочвенные иллюзии на весь свой департамент. Что-де земляне – толпа неорганизованных раздолбаев, только тем и занятая, что скудоумными развлечениями, мелким бизнесом и поисками приключений на свои задницы.

– Мы и впрямь похожи на… то, что вы сказали? – озабоченно спросил Понтефракт.

– Надеюсь, что да, – сказал Носов. – Тот редкий случай, когда весь бардак, творящийся в вашем драгоценном мире, мне по нраву. Лучшей операции прикрытия и не изобрести! С точки зрения эхайнов захватить такой мир не составит большого труда, а спалить его к чертовой матери – дело чести любого воина… – Понтефракт скривился, как от приступа зубной боли, и полез в карман за сигарой. – Это, так сказать, пессимистический вариант. Нейтральный же состоит в том, что эхайн прибыл сюда из непонятных нам соображений, впрямую связанных с Кодексом Эхлидх. Например, он решил доказать себе – или второму лицу – проницаемость земной обороны. Поспорил с кем-нибудь… или в карты проиграл…

– Карточные игры среди эхайнов не распространены, – ввернул Блукхооп.

Носов долгих десять секунд молча таращился на перламутровую капсулу, в окошке которой хладнодушно мерцал огромный выпуклый глаз.