Владимир Булат - Лишь бы не было войны
Перед тем, как войти во двор, я еще раз окинул взглядом просторную площадь направо от улицы Гагарина, в центре которой на месте бывшей церкви стоял огромный памятник Ленину, а дальше начинался ухоженный парк с каруселями и качелями. Как и четырнадцать лет назад, рядом со мной был киоск "Союзпечать".
Подметавший во дворе асфальтовые дорожки среди клумб дворник-еврей осведомился у меня, к кому, собственно, я. Я не удостоил его ответом и вошел в сырой подъезд. Дверь искомой квартиры как раз открывала, стоя ко мне спиной, школьница лет тринадцати с черным ранцем. Она обернулась на звук моих шагов и несколько секунд вглядывалась в черты моего лица; я тоже не спешил.
- Ах! Вальдемар! - воскликнула она наконец.
Это была сестра Антона. Тут в полуоткрытой двери появился сам Антон в тренировочном костюме и с книгой в руке. Меньше всего он ожидал увидеть меня.
- Вальдемар! Ну триста лет не виделись! Почему ты так долго не писал? Это ж просто неприлично.
После первых приветствий я подал ему рекомендательное письмо и сказал:
- Пожалуйста, прочти это. Только постарайся не удивляться прочитанному. Все это правда.
Зина, сестра Антона, как раз зашла в свою комнату переодеваться и не заметила столь странного поведения гостя при встрече с давним другом. Столь же удивлённый Антон тут же вскрыл конверт и углубился в чтение. Это продолжалось минут пять, в течение которых я успел прослушать весь выпуск новостей: сообщали о терактах голлистов в Нормандии, об успехах повстанцев на Филиппинах и о спуске на воду нового ядерного авианосца в Северодвинске. По мере того, как Антон читал, его лицо приобретало выражение, подобное выражению лица всех людей, посвященных в мою тайну: он соизмерял прочитанное со своим представлением о мире. Соображал он, видимо, быстрее, чем все они вместе взятые, ибо к концу чтения у него уже была точка зрения на это происшествие.
- Поздравляю вас, сударь, - сказал он мне, складывая письмо.
- С чем? - не совсем понял я.
- Если бы вы пожелали, вы могли бы играть огромную роль в нашей политике.
Еще и луна не сменилась, а меня вновь втягивали в политические игрища. Я запротестовал:
- Я нетщеславен. К тому же близкое знакомство с вашими спецслужбами отбило у меня последние крохи политического авантюризма.
- Вас, конечно, воспринимали как аномалию... - начал было Антон, но тут вышла Зина, и он резко сменил карты. - Ну и что там у вас, в Питере? До нас дошли слухи о всяких вылазках... этих... недобитых... я о троцкистах говорю.
Я в точности уразумел намек и, как ни в чем не бывало, стал играть роль заправского советского Вальдемара, подражая его словоохотливости и вычурности стиля. Мы перешли в просторную кухню. Я достал подарки всем домочадцам (их родителей не было дома). Антон последний раз встречался со мной (то есть с Вальдемаром) на моей (то есть вальдемаровой) свадьбе, и еще ничего не знал о двух вояжах Вальдемара в Германию (один из них мой). Тут я был знатоком и даже показал сохранённый мной (дедова привычка) билет "Ленинград - Берлин", а Зине, коллекционирующей путеводители по зарубежным городам (из всех заграниц она побывала лишь в Стамбуле прошлым летом), подарил путеводитель по Потсдаму.
- Ты знаешь, Антон, когда Петр I впервые приехал в Германию триста лет назад, он велел всем своим людям зашить карманы во избежание краж. И правильно сделал. Оказывается, в Германии на каждом прилавке в магазинах лежат кипы ярких буклетов (немцы не любят броских реклам и ограничиваются буклетами). В первый же день я понабрал всех подряд по одной. Через два дня решил, что этого маловато будет, и еще по одному экземпляру тяпнул. А в последний день, воровато оглядываясь на продавцов и покупателей, втихаря стянул целую пачку брошюр насчет адриатических курортов и новых сортов пива с сосисками...
- Намек ясен! - хохотнул Антон, достал из старинного шкафчика трехлитровую банку пива и разлил нам по литровым кружкам, не обойдя и Зины. Банку он тут же аккуратно вымыл и поставил сушиться на сетку над раковиной.
- Но что самое замечательное, - продолжал я, - это немецкие бани. Представь себе, что какой-нибудь из твоих друзей приглашает тебя со всей своей семьей в баню, где вы и оказываетесь без различия пола и возраста. Тут уж русская икра заключает пакт с немецким пивом, а потом приглашают несовершеннолетних полек показывать "танец осы"... не при даме будь сказано...
- Да какая она дама! - Антон не воспринимал сестру всерьез. - Ну, что? говорила с математичкой?
- Да, она сказала, что если я буду заниматься все лето, то поставит четверку по алгебре.
- Вот маму и порадуй, когда придет. А сейчас брысь! У нас разговор важный.
- Ну и оставайтесь! - хмыкнула она, наряженная в красивое салатное с белым платьице, и ушла, обиженная.
Хозяин за долю секунды перевоплотился в серьезного собеседника, и, потягивая недопитое пивко, сразу заговорил о деле:
- Если тебя смущает твоя неприкаянность, могу предложить тебе должность моего секретаря. Я работаю в лектории по распространению научных знаний среди старшеклассников. Кстати, а я... я там есть?!
- Не знаю... Я никогда не был знаком с человеком, похожим на тебя. Учти, что в 41 году почти всех немцев депортировали из Европейской части СССР в Казахстан.
- А, ну в таком случае, ни меня, ни моего папы там точно нет. Мой родитель с 42-го. Стоп! Но ведь у тебя же тоже папа немец.
- Его немецкая фамилия - Блюхер. По всей видимости, никому в военном Крыму и в голову не могло прийти, что герой гражданской войны может быть немцем.
- Весьма остроумно! Ты жил этажом выше. Там сейчас обитает бывшая жена начальника вокзала, очень хорошенькая, могу познакомить...
- Успеется.
Мы еще долго сидели и обсуждали проблемы мировой политики, пока не пришли родители Антона: они были на кладбище, где покоилась недавно умершая прабабушка Антона - в последние годы жизни она сама устроила себе могилку, в ухаживании за которой проводила иногда и полдня; доходило до черного юмора: на вопрос соседки, где прабабушка, отвечали: "На своей могилке"... (Это все мне рассказывал Вальдемар, вешая на стену картину Глазунова в раме из поддельной бронзы).
Отец Антона имел фюрнаме детского психолога, и сразу становилось ясно, что с детьми ему гораздо легче общаться, чем со взрослыми. Мое появление оживило атмосферу, и после, увы, неизбежных расспросов о дороге и ценах на колбасу в Ленинграде он пригласил меня на "мировую рыбалку" и рассказал об одном сослуживце, который переехал на новую квартиру и сетовал, что у него нет кота пустить первым на порог:
- Так я ему говорю: я тебе тут в камышах штук семь-восемь - полный мешок наловлю.
После этого мы с Антоном пошли на автовокзал в другой конец города встречать его девушку, и я вновь увидел вереницу карикатур, бичующих пьянство, и старый мост, уцелевший без войны, от которого в моем мире остались лишь полуразрушенные быки. В Конке уже бултыхались купальщики, в Запорожье уезжал маршрутный "Икарус" (Хорти нормализовал отношения с СССР весной 41-го года, и венгерской стороне были возвращены реликвии революции 1848 года - трофеи русской армии).
