Дэвид Лэнгфорд - «Если», 2000 № 06
— Потому что казсаторы сделали нас своими рабами. Однако говорят, у людей иное отношение к рабству, и потому казсаторы держат наше существование в тайне. А когда дипломатические договоренности будут достигнуты, уж можешь не сомневаться, в них обязательно появится пункт, гласящий, что правительство имеет право самостоятельно решать свои внутренние проблемы.
— Мы тоже стали бы настаивать на включении такого пункта, — заявила Ортис и с трудом сглотнула — так сильно она разволновалась.
— А откуда ты все это знаешь? И где научился нашему языку? Как сюда попал? Почему решил обратиться именно ко мне?
Роваг что-то пропищал в ответ — наверное, рассмеялся.
— Я выучил ваш язык, воспользовавшись архивами казсаторов. Кое-кто из представителей нашего народа получил специальное образование — наш речевой аппарат не очень сильно отличается от вашего.
— Да, я вижу, — кивнув, сказала Ортис. — Однако меня поражает то, как ты свободно владеешь языком.
— Тебе не следует удивляться. Нас готозили на роль шпионов, а какая от шпиона польза, если он не понимает тонкостей чужых наречий?
— Шпионов?
— Конечно. Мы маленькие, умеем быстро передвигаться, нам легко спрятаться. Большинство ваших сканеров настроено на определенную массу и рост. — Роваг пронзительно расхохотался. — Я легко справился с системой безопасности, установленной в твоей комнате. Приборы меня просто не увидели.
— Ах, вот как! — Пытаясь немного успокоиться, Ортис повернулась и включила магнитофон. — Можно я запишу наш разговор?
— Разумеется, — ответил роваг. — Только я должен тебя предупредить: не показывай запись, предварительно не подумав о последствиях.
— Каких последствиях?
Роваг снова пискнул. Его золотистые глаза постоянно оглядывали комнату — диковинный гость оставался настороже.
— Во-первых, — проговорил он, — скорее всего, вашей группе не удастся покинуть Бисмарк с этой записью, тебя или всех вас уничтожат. А если вы сделаете то, что я расскажу, всеобщим достоянием, после вашего отъезда здесь начнется геноцид.
— Геноцид?
— Я ведь употребил правильное слово, не так ли? — Роваг нахмурился, и его бакенбарды распушились еще больше. — Уничтожение народа. Казсаторы рассчитывают многое получить от сотрудничества с людьми и не имеют права рисковать. Они потратили целое столетие на то, чтобы покорить ровагов, убивая тех, кто отказывался с ними сотрудничать. Их не нужно долго убеждать в том, что от нас могут быть серьезные неприятности.
Роваг вдруг замолчал, кончики его ушей дрогнули. Кармелита замерла, инстинктивно затаив дыхание.
— Здесь не совсем подходящее для подобных разговоров место, — наконец заявил ее гость. — Ты можешь пойти со мной?
Ни секунды не колеблясь, Кармелита ответила:
— Да.
— Мы выберемся тем же путем, каким я сюда пришел. Лазать умеешь?
— Не очень хорошо, — призналась Кармелита, глядя на лапы ровага — три пальца, два из которых большие. — По крайней мере, вряд ли сумею без посторонней помощи.
— Я захватил веревку и смогу тебя подтянуть, — успокоил ее роваг. — Мы отправимся на крышу здания, затем переберемся на другое, а потом спустимся вниз. Ты не боишься высоты?
— Нет.
Кармелита тяжело вздохнула. Комнаты членов экспедиции находились на шестом этаже здания, напоминающего отель. Внизу располагались ресторан, кладовые и еще какие-то помещения.
— Хорошо. — Роваг снова вскочил на подоконник и скорчился в тени, принюхиваясь к воздуху и прислушиваясь. — Сейчас спущу тебе веревку.
Кармелита проверила, заперта ли дверь в комнату, прицепила магнитофон к поясу и выключила свет. Вспомнив детство, она хотела было засунуть под одеяло несколько подушек, чтобы казалось, будто она лежит на кровати. Но за то время, что она провела в компании Треманда и его дружков, никто, даже чрезвычайно доброжелательный Чанг Ли, не зашел к ней после того, как она уходила к себе. Вряд ли она понадобится кому-нибудь сейчас.
Взобравшись на подоконник, Кармелита почувствовала себя ужасно неуютно, словно оказалась на всеобщем обозрении. Что она скажет, если кто-нибудь ее увидит? «Я собираюсь немного погулять»?..
Впрочем, роваг не оставил ей времени на раздумья. В тот момент, когда она взобралась на подоконник, перед ее носом появилась веревка с петлей на конце. Поставив в петлю ногу, Ортис шагнула в пустоту.
Раскачиваясь в воздухе, она вдруг засомневалась в том, что роваг сможет втащить ее хотя бы на один этаж — и вдруг почувствовала, что поднимается.
— Ухватись за край крыши, — прошептал тоненький голосок, — а затем перекинь ногу.
Кармелита вцепилась в край стены шириной примерно сантиметров пятнадцать и (как она обнаружила после приземления) высотой сантиметров сорок пять, затем подтянулась и тяжело плюхнулась с другой стороны стены. Шум, который она произвела, заставил ровага поднять голову и посмотреть на нее. Кармелита могла бы поклясться, что он ухмылялся, когда убирал моток веревки в небольшую котомку.
— Сюда, — позвал он и, опустившись на все четыре лапы, поспешил в тень. Затем остановился, встал на задние лапы и спросил: — Ты видишь в темноте?
— Не очень хорошо, но на пятьдесят процентов лучше, чем средний человек, — ответила Кармелита.
Роваг один раз взмахнул хвостом — возможно, этот жест приравнивался к кивку.
— Ну, в таком случае очки, которые я для тебя припас, не понадобятся.
Казалось, он немного расстроился, но ничего не сказал, лишь продолжал двигаться вперед.
Ортис поспешила за ним, радуясь тому, что на Ла Тигре колонисты подвергаются стандартной процедуре биомодификации. И решила, что следует использовать в диссертации идею о пользе подобных модификаций вне среды, для которой они предназначены.
И хотя в очках не возникло необходимости, ее новый знакомый получил множество возможностей продемонстрировать уровень своей профессиональной подготовки: самые разнообразные приборы прерывали оптические лучи, изменяли направление сигналов, поступающих на сонары, уничтожали запахи — в общем, выводили из строя систему безопасности повсюду, где они проходили. Другие приспособления позволяли человеку — гораздо более неуклюжему существу, чем роваг — передвигаться там, где туземцу помогали когти и врожденная ловкость.
Кармелита шагала по крышам, ныряла в какие-то двери, ползла по стенам, поднималась и спускалась вниз по веревке. В конце концов они оказались на чердаке здания, напоминающего заброшенный завод.
Только теперь она сообразила, что ввязалась в чрезвычайно опасное предприятие. В лучшем случае ее похвалят за инициативу, а вот в худшем (Ортис не сомневалась, что именно так Треманд отреагирует на ее действия) будет заявлено, что она вела себя безрассудно, легкомысленно, просто глупо и, ко всему прочему, нарушила субординацию.