Патриция Маккиллип - Наследница моря и огня (Мастер загадок - 2)
В первый миг, стоя на рубеже света и тьмы, она только увидела, что это не Моргон. Он сидел спиной к камню у костра, склонив голову. Рэдерле видела лишь его серебристо-белые волосы. Затем он поднял голову и поглядел на нее. Она услышала, как он подавил вздох.
- Рэдерле?
Она отступила на шаг, и он подался в её сторону, готовый вскочить и задержать её, пока она опять не исчезла в темноте. Но тут же справился с собой, нарочито откинувшись назад, спиной к камню. Она ещё никогда не видела у него такого лица, и это удержало её на краю светового круга. Он указал на костер, над которым на вертеле жарился заяц.
- У тебя усталый вид. Сядь, отдохни. - Он повернул вертел; её обдало духом жареного мяса. Волосы у него были в беспорядке; лицо - измученное, изборожденное морщинами, необычайно открытое. Голос его, мелодичный, не лишенный иронии, не изменился.
Она прошептала: "Моргон сказал, что ты... что ты играл на арфе, пока он лежал полумертвый во власти Гистеслухлома". И увидела, как напряглись его лицевые мышцы. Он потянулся, направил в огонь сломанную ветку.
- Это правда. И я ещё получу свою награду за ту музыку. Ну а пока не хочешь ли ты поужинать? Я обречен. Ты голодна. Одно имеет мало общего с другим, так что у тебя нет причины не поесть со мной.
Она сделала ещё один шаг, на этот раз - к нему. Он наблюдал за ней, но его лицо не изменилось, и она опять шагнула. Он вынул из своего тюка кубок и наполнил его вином из бурдюка. Наконец она подошла совсем близко и протянула ладони к огню. Руки болели. Приглядевшись, она увидела на них царапины от колючек, белые волдыри от крапивы. Опять раздался его голос:
- У меня есть вода... - и угас.
Она взглянула в его сторону и принялась наблюдать, как он наливает воду в миску из другого бурдюка. Его пальцы слегка дрожали, когда он закупоривал бурдюк; больше он ничего не говорил. Наконец она села, смыла с ладоней грязь и засохшую кровь. По-прежнему молча он передал ей вино, хлеб и мясо, сам же медленно потягивал вино, пока она ела. Затем заговорил, и его голос так ровно заскользил в тишине, что это не испугало её.
- В ночи близ моего костра я ожидал обнаружить Моргона или кого-либо из пяти волшебников, но едва ли Вторую Красавицу Трех Уделов Ана.
Она рассеянно оглядела себя.
- Не думаю, что я теперь являюсь тем, кем была прежде. - Жгучая скорбь сжала ей горло, и она поперхнулась. Отложив еду, она прошептала: - Даже я изменила обличье. Даже ты.
- Я всегда был собой.
Она с непривычным оттенком насмешки взглянула на тонкое, неуловимое лицо. И спросила, ибо и вопрос, и ответ казались безличными, отдаленными:
- А Высший? Кому ты играл на арфе столько веков?
Он резко подался вперед и стал ворошить в угасающем костре:
- Ты знаешь, какой вопрос задать. Ты знаешь, каков ответ. Прошлое прошло. А будущего у меня нет. В горле у неё пылало.
- Почему? Почему ты предал Звездоносца?
- Мы играем в загадки? Я дам ответ за ответ.
- Нет. Никаких игр.
Оба опять замолчали. Она потягивала вино, чувствуя, как в теле оживают все болячки, подергиванья близ порезов, нытье в мышцах, жжение... Он снова наполнил кубок, когда тот опустел. Она нарушила молчанье, почему-то ничуть не тягостное - как если бы их окутывала чернота одной и той же скорби.
- Он уже убил одного арфиста.
- Что?
- Моргон. - Она пошевелилась, отстраняясь от имени, вызывавшего у неё такую жажду. - Отца Илона. Моргон убил отца Илона.
- Илон, - равнодушно произнес он; она подняла голову и встретила его взгляд. Тогда он рассмеялся, его руки крепко сплелись вокруг чаши. - А, вот ты о чем! И это увело тебя в ночь. И ты думаешь, что среди хаоса и распада это что-нибудь значит?
- Значит. Я унаследовала могущество Меняющих Обличье... Я это чувствую! Если я протяну руку и коснусь огня, я смогу удержать его в ладони. Взгляни... - Что-то: вино, безразличие арфиста, безнадежность - побуждало её к безрассудству. Она протянула руку и задержала, выгнув, как бы лаская жаркий изгиб пламени. Отсветы огня замелькали в глазах Дета, свет мирно улегся в бороздах и пустотах камня, к которому он прислонялся, выхватил из мглы корни вековых деревьев, пытаясь их расплести. Она позволила отблеску пронизать свои мысли, прослеживая каждое изменение цвета и новое движение, всякое угасание и таинственное возрождение из ничего. То был свет нездешней природы, он поглощал тьму и не умирал. Его язык был древнее людей. И оттуда, где дремало в глубине её души беззаконное наследие, взметнулся горячий и страстный отклик. Ее заполонило лучезарное и бессловесное знание природы огня. Негромкое шуршание стало языком, непрестанное плетение обрело цель, цвет огня сделался цветом мира, цветом её души. И тогда она коснулась пламени и приняла его в ладонь, как цветок.
- Взгляни, - сказала она не дыша и сомкнула руку над огненным цветком, погасив его, прежде чем чудо разорвет связь между ними, разделит их, - и ей стало больно. Когда крошечный огонек сгинул, на землю снова пала ночь. Рэдерле увидела лицо Дета, неподвижное, непроницаемое, губы разомкнуты.
- Новая загадка, - прошептал он.
Она потерла свою ладошку о колено, ибо, несмотря на осторожность, немного обожгла кожу. Дыхание рассудка, словно прохладный воздух северных вершин, пронеслось через её сознание. Она задрожала и медленно произнесла, припоминая:
- Она хотела, чтобы я удержала огонь. Ее огонь...
- Кто?
- Женщина. Темная женщина, которая в течение пяти лет была Эриэл Имрис. Она явилась ко мне и сказала, что мы родня, о чем я и так догадалась.
- Мэтом хорошо тебя выучил, - заметил Дет, - чтобы ты сгодилась в жены Мастеру Загадок.
- Ты и сам был Мастером. Ты однажды сказал ему об этом. Так я ловка по части загадок? Но к чему они ведут, кроме предательства и скорби? Взгляни на себя. Ты предал не только Моргона, но ещё моего отца и всех в Обитаемом Мире, кто тебе доверял. И взгляни на меня. Кто из владетелей Ана рискнул бы просить меня, если бы знал, какие родичи у меня объявились?
- Ты бежишь от себя, а я бегу от смерти. Вот они каковы, догмы Искусства Загадок. Лишь тот, чьи сердце и мозг неумолимы, как самоцветы Исига, может вынести приверженность им. Я понял, чего стоят любые загадки, пять столетий назад, когда Гистеслухлом позвал меня на гору Эрленстар. Я думал: ничто в Обитаемом Мире не может сокрушить его власть. Но я ошибся. Он был сокрушен, когда столкнулся с незыблемыми устоями жизни Звездоносца, и бежал, бросив меня, беззащитного, лишившегося арфы...
- Где теоя арфа? - спросила она в изумлении.
- Не знаю. Наверное, все ещё на горе Эрленстар. Я не смею больше играть. Моя музыка была единственным, что слышал Морген в течение года, кроме голоса Гистеслухлома.
