Жанна Браун - Синяя дорога
Открыл Никин сосед дядя Глеб:
— Здорово-здорово! Проходи, парень, не тушуйся!
Подбодрил он меня, оказывается, совсем не зря: от того, что я увидел, вполне можно было стушеваться.
Нет, в самом деле, я заходил сюда в последний раз месяца так два назад за задачником по алгебре. Все тогда было нормально: Ника стояла возле шкафа на голове, потом перекувырнулась и дружески треснула меня учебником по затылку… В Никиной комнате, отделенной от родительской занавеской, все тетрадки, книжки, карандаши были тогда разложены аккуратно по полкам. Даже доска с незаконченным Никиным рисунком и та была ровненько приставлена к стене…
Сейчас Ника лежала на диване спиной к портьере, заменяющей дверь, и читала книгу, приставленную к диванной подушке. А в ее ногах, в головах, под боком, на соседнем столике, за диванным валиком и просто на полу лежали и стояли разные другие книги, будто она читала целую библиотеку сразу.
— Кто там? — нехотя спросила Ника, не поворачивая даже свою нечесаную голову.
— Это я, Валя. К тебе можно?
— Угу.
Она читала, лежа спиной ко мне, и, видимо, не имела намерения поворачиваться. Казалось, она лежит так не день и не два… На стуле рядом стояли грязные тарелки с недоеденным супом, под стулом валялся недоеденный кусок хлеба… "Вот это да! Такого безобразия не встретишь ни у одного мальчишки!" — так я подумал. А вслух спросил:
— Интересная книжка?
— Угу.
— А про что?
Поняв, что от меня не отделаться, Ника нехотя шевельнулась и еще более неохотно перевернулась на спину:
— Что ты сказал?
— Про что твоя книжка?
Несмотря на жару, Ника покрыта была теплым красным халатом. Похоже было, что она покрылась им несколько дней назад, когда еще было холодно. И с тех пор все ленилась его сбросить. Часть этого огромного халата свисала до полу и лежала там в пыли. Но когда Ника переворачивалась, халат немного поддернулся и книги, что лежали на нем грудой, попадали вниз… Она на них только покосилась и ответила мне:
— Да так… Про все…
Теперь Ника лежала на спине и так же, как прежде в книгу, настойчиво глядела в потолок. Любой, кто знал раньше эту верткую Нику, решил бы, что ее опоили, околдовали, подменили. Он понесся бы к ближайшему телефону и вызвал бы скорую помощь и милицию… А я закрыл глаза, посчитал в уме до десяти и понял, что ничего не случилось — просто передо мною была другая Ника!
Я бродил по пыльной Никиной комнатушке и наткнулся на старый проигрыватель. Он стоял на облезлой табуретке как-то боком, но вот удивительно — возле него прямо на полу лежали диски. И какие!.. Я опустился рядом. "Король Артур", все записи Битлсов! Такого великолепия не было, я думаю, даже у Вити.
— Откуда у тебя "Король Артур"?
Ника все так же лежала на спине, но тут обернулась:
— Эти? А… это… одного человека. Слушай, Валь, засунь их подальше. Вот хоть бы под шкаф, а?
— Может, лучше в шкаф? Все-таки…
Она нетерпеливо дернула плечом. И я сунул диски на полку на какие-то девчоночьи тряпки… Конечно, подмывало спросить, что это за "один человек", который разбрасывает где попало такие вещи. Но Нике вряд ли захотелось бы отвечать…
Отодвинув занавеску, я оказался на родительской половине комнаты и начал рассматривать старинный письменный прибор на столе. Никому теперь не нужные пустые чернильницы красовались на мраморном постаменте, окруженные резной бронзовой оградой с воротиками. Я подвигал воротики туда-сюда, провел пальцем по бронзовым кружевам.
— Валет! Я все хотела тебя спросить, — донесся из-за портьеры какой-то вдруг охрипший Никин голос. — В тот раз, ну когда Катя приехала из Москвы… скажи, она была одна или с Колей?
— Когда?.. Где?.. Как? — лепетнул я в ответ.
Я не мог произнести ничего внятного. Не потому, что Ника, оказывается, неравнодушна к этому индюку Коле-студенту. И не потому даже, что Катерина, оказывается, все-таки видела, что я ее встречал, и рассказывала, и, может быть, даже смеялась… А потому, что на тети Ингином столе рядом с красивым письменным прибором лежал на подставке календарь и в нем против сегодняшнего числа на месте "для памяти" тонким почерком сделана была надпись: "Утро. Лидия Федотовна. База"…
* * *Итак, Лидия, то есть Лидия Федотовна, все-таки имела отношение к испытательной базе, а значит, и к нашему с другим Валей перемещению. Тетя Инга, выходит, тоже была связана с базой. А если так, значит, связан и папа! И сегодня, согласно записи в календаре, все они отправились на базу!
Это вспыхнуло в мозгу, и я застонал от досады: ну что бы мне было вместо разговора с Нильсом, да и с Никой, сразу побежать на базу за ними следом?.. Впрочем, стоп! Получается какая-то чушь: как можно проехать на базу на автобусе, пусть даже это будет микроавтобус? Не вырастают же у автобуса крылья…
Через две минуты я уже стоял на крыше. Кровля возле моей третьей трубы вся была в комьях глины, нанесенных моими кедами за много вечеров. А внизу на базе не происходило ничего. То есть что-то, возможно, там и совершалось: кто мог видеть, что творится под этими куполками? Но гриф наружу не вылезал, и никакого микроавтобуса тоже не было. Разве что он прижался к самой-самой стене дома, на крыше которого я стоял: узкая кромка у самой стены с моего места не просматривалась…
Я стоял и спрашивал себя: неужели может быть такое, чтобы тетя Инга и даже папа каждый день ходили на базу и делали что-то таинственное под самым моим носом, а я и не заметил?
Быстро спустившись, я добежал до первого телефона, набрал номер Ники. Раздались глухие длинные гудки: один, другой… Никого, кроме Ники, у них там в квартире сейчас не было: дядя Глеб при мне ушел. А Ника подходить ленилась. Я насчитал шестнадцать гудков — значит, телефон, что стоит на полочке в Никиной передней, прозвонил шестнадцать раз. Ника не подходила. Я набрал номер снова. Потом еще. Когда гудков насчитывалось шесть раз по шестнадцать, в трубке щелкнуло и сонный Никин голос сказал:
— Алло.
— Ник, это я — Валет.
— Да.
— Ник, ты меня извини. По-моему, Катерина была тогда на вокзале одна… А, еще… ты не знаешь, где та опытная база, на которую ходит твоя мама?
На том конце провода молчали, видимо, Ника «переваривала» первую часть моего сообщения.
— Ника! Алло! Ника!
— Конечно, знаю! — объявила Ника неожиданно звонким, веселым прежним своим голосом. — Только она не ходит, а ездит. Куда-то под Одессу.
ЧТО ЗНАЛ НИЛЬС
В этом другом измерении и мороженое было совсем иное… Я лизал крем-брюле, пахнущее кислым, и мне так хотелось обратно в мой мир, что я готов был выть, выть, выть…
