Джон Варли - Тысячелетие
Какой реальной властью обладают члены Совета- не известно никому. Вряд ли они сами способны ответить на этот вопрос. Но факт остается фактом: я ни разу не слыхала, чтобы БК отменил хотя бы одно из решений Совета. Кстати, проект Ворот, последняя и хрупкая надежда человечества, родился в палате Совета, а не в холодных извилинах БК.
Понятное дело, я немного нервничала, представ перед девятью августейшими персонами. Я знала, что визита в Совет не избежать: о нем говорилось во временной капсуле. Правда, я думала, что они меня вызовут, но вышло иначе- я сама попросила об аудиенции. Хотя от этого мне было не легче.
Я хотела взять с собой Мартина Ковентри, однако он отказался. Глядя на них, я поняла почему. Он ненавидел их, ненавидел слепо и страстно. Мне ли его не понять! Я, когда сгнию до гномства, попаду в центр управления, а Мартин Ковентри- сюда, в Совет. Он был избран кандидатом девяти лет от роду. Неудивительно, что он не хотел видеть свое будущее.
Голливудскому художнику-постановщику палата Совета определенно бы понравилась. Футуризм на грани маразма. Стен не видно- их замечаешь, только наткнувшись. Вокруг тебя простирается белая ровная пустыня, а впереди, за черным резным столом- девять незнамо чего.
Но если им так нравится, это не мое собачье дело.
Я решила, что главный у них- Питер Феникс, поскольку он сидел в центре. Он был похож на человека больше, чем все остальные вместе взятые, — и еще чуточку на ветхозаветного Бога. Он-то и открыл торжественное собрание.
— Насколько я понимаю, у вас есть предложение по решению проблемы твонки?
— Двух твонков, — сказала я, не совсем уверенная в правильности падежного окончания.
— И вы ответственны за один из них? — Феникс приподнял мохнатую бровь. Мне почудилась, будто я слышу скрип подъемных механизмов.
— Возможно. Я готова принять ваш приговор и любое наказание.
— В таком случае докладывайте.
Я описала события злополучного дня, рассказала о гибели Пинки, Ральфа и, наверное, Лили. Про воздушного пирата выложила все в подробностях, вспоминая каждую мелочь, которая могла иметь отношение к делу. После смерти Пинки прошло уже сорок восемь часов прямого времени. Двадцать четыре из них, после разговора с Ковентри, я провела, вглядываясь в глубь камеры временного сканера, и в результате узнала мистера Билла Смита лучше, чем его бывшая жена. Именно о нем я и хотела поговорить с Советом, но решила подвести к нему разговор постепенно.
Поэтому я вкратце изложила вчерашнюю лекцию Ковентри, рассказала историю первого твонки, за который ответственности не несла, если не считать косвенной ответственности руководителя за ошибку подчиненного. Я сказала им, что парализатор пропал бесследно, и даже если кто-то его нашел, то в течение пятисот столетий никто им не воспользовался, так что никаких изменений в жизни нашедшего (нашедшей) не произошло.
— Хоть одна хорошая новость ради разнообразия, — изрекла Нэнси Йокогама.
Желаете еще, Ваша Мерзость? Я только что выпустила стайку пираний в аквариум, где плавают ваши серые мозги…
Боюсь, я резко оборвала свою мысль. Даже у моей непочтительности есть пределы.
— Да, конечно, вы правы! — просияла я. — А теперь, тоже для разнообразия, плохие новости. Мы обнаружили второй парализатор. Как ни прискорбно, вернуть его будет непросто. Могу я попросить временной сканер?
Из пола рядом со мной поднялась камера сканера. Мы быстренько проглядели результаты тридцатичасового сканирования, проведенного тысячью операторов.
Первая сцена — место крушения DC-10. В камере было почти черно, лишь кое-где вспыхивали крохотные и очень хорошенькие огоньки. Масштаб изображения увеличился наплывом, пока весь передний план не заполнила фигура рабочего, устало тащившего за собой пластиковый мешок. Панорама застыла, и мы опять укрупнили масштаб, чтобы рассмотреть предмет, зажатый у рабочего в руке. Это был парализатор Ральфа, на вид довольно помятый, с красным огоньком внутри.
— Вот первый контакт человека с твонки. Ничего серьезного, как видите. Человек понятия не имеет, что у него в руке. Его действия не изменились настолько, чтобы вызвать возмущения временного потока. Твонки доставили вон в то здание, куда стаскивали все неорганические обломки крушения.
Пока они осматривали внутренности ангара, появившиеся в камере, я украдкой вытерла ладони о бока.
— Неорганические обломки вызвали…
И понеслось. Я слишком много времени провела в обществе Мартина, и, что еще хуже, почти все временные окна, где мы могли наблюдать за Биллом Смитом, были заполнены бесконечными совещаниями. Я вдруг затарахтела на техножаргоне- на этом универсальном птичьем наречии, придуманном «экспертами» для устрашения непосвященных. Наверное, он родился еще во времена первобытных каменных топоров, с каждым веком становясь все гуще и непроходимее.
Я ничего не могла с собой поделать. Сутки наблюдений за виртуозами жанра, стремившимися перещеголять друг друга на совещаниях, слушаниях и пресс-конференциях, посвященных крушению, не пропали даром.
Впредь надо быть поосторожнее. Иначе не успеешь оглянуться, как зачирикаешь на канцелярском жаргоне, от которого всего один шаг до полного языкового распада, известного в двадцатом веке под названием языка юриспруденции.
— Дальше проследить мы не смогли, — продолжала я. — Мешают как минимум четыре белых пятна- они находятся между моментом закрытия Ворот и критическим порогом, который наступит двое суток спустя, после чего парадоксальная ситуация станет неустранимой. Естественно, мы не в курсе, с какой целью использовались Ворота в те четыре раза. Но мы точно знаем, что ни одно из пятен не является результатом наших предыдущих операций.
— Следовательно, — заявил Али Тегеран, — они появились после будущих экскурсий в прошлое.
И ради таких вот блестящих откровений я трепетала перед Советом? Ну-ну. Я кивнула и продолжила:
— Если пропустить эти пятна и посмотреть дальше… Когда мы снова обнаружим твонки- это поддается лишь вероятностному определению.
Мое заявление вызвало почти такую же реакцию, как и прежде, когда его сделал Мартин Ковентри; я даже услышала чей-то стон, хотя на сей раз точно не мой. Кажется, его издал Безымянный.
— Теперь все зависит от действий этого человека. Уильям (Билл) Смит, сорок с лишним лет, старший следователь оперативного отряда Национального комитета по безопасности перевозок.
В камере появилась фигура неопрятного, немного простуженного высокого темноволосого мужчины, на которого я до обалдения нагляделась за последние часы. Я остановила изображение, давая Совету возможность изучить человека, неожиданно ставшего центром вращения известной нам Вселенной. Не удержавшись, я тоже бросила на него взгляд. Нет, будь моя воля, Мужчиной Всех Времен я бы его не выбрала.
