Александр Казанцев - Том (8). Мост дружбы
– Два слова, взаимно исключающие одно другое.
– Это если не учитывать «закона выгоды». Выгода, если тонко разобраться, вовсе не требует исключения капитализмом коммунизма и коммуной – капитализма. В том-то и дело, что они прекрасно могут существовать рядом к всеобщей выгоде!
– Сосуществование с капиталистами?
– Подождите, подружитесь со мной – и вы станете неомарксистом – «коммунистом чистой выгоды»!
– Стоп, мистер Игнэс, стоп! Не пробуйте сблизить меня со сторонниками конвергенции! Я даже в шутку от классовых позиций не отступлю.
– Но в сторону шутки, – продолжал миллионер. – Я перехожу прямо к делу. Мой «закон выгоды» властно повелевает капиталистическому миру идти на сближение с коммунистическим, создавая единую мировую экономическую систему. Называйте ее капиталистической коммуной или как хотите еще, неважно.
Майкл Никсон внутренне забавлялся неграмотным и наивным философствованием самонадеянного капиталиста. Однако что-то было в словах Игнэса, заставлявшее Майкла остаться и продолжать беседу.
– Мы разговариваем без масок, славный мой Майк. Перед вами я не стану прихорашиваться. Как вы читали в газетах, я недавно вернулся из Москвы. Я был бы плохим бизнесменом, если бы, имея дело с Россией, не интересовался ее торговыми возможностями. Нет-нет, не шпионаж! Боже меня сохрани! Я родился в этой стране. Только экономическая… конечно, платная информация. Бизнесмен всегда за все платит. И вот мой наблюдатель – он, как и я, католик, я его зову просто Лев Янович, – наряду с обычными сведениями, сообщил мне о воскрешении очень любопытной идеи какого-то русского инженера построить плавающий туннель между Советским Союзом и Америкой. Мне это очень кстати. Тут начинается мой бизнес. Я не хочу предлагать вам союз, но не прочь иметь с вами общность действий.
– В чем общность действий? – насторожился Майкл, вспомнив недавнее посещение его инженером Гербертом Кандерблем, заинтересованным в том же проекте подводного плавающего туннеля, предложенного русскими.
– «Закон выгоды» повелевает освежить, реконструировать мир, слишком долго внутренне враждовавший. В самом деле, подумайте, сколько времени можно гнать металл в пушки и бомбы, танки и каски? Нужно или воевать, или выбрасывать всю эту дорогую рухлядь. Но воевать?.. Мой бог! Вы меня извините, я – жизнелюб. Я боюсь за этот камин и за эти картины… И за вашего покорного слугу, у которого еще все зубы целы. Сейчас не те времена, когда можно было читать известия с фронтов. Фронт грядущей войны будет повсюду: и в Москве, и в Дайтоне, и в Вашингтоне… А я здешний житель, – я не хочу быть на фронте! Как же быть? Закрывать заводы? Выбрасывать на улицу безработных, чтобы они занялись на досуге революцией? Вот вы – будущий сенатор. Что придумает ваш сенат?
– Он так же разнороден, как и мир, мистер Игнэс.
– Вы правы. Но он будет более слитным, если все поймут «закон выгоды». Вместо пушек и бомб можно производить тысячи вещей и продавать их… на ту сторону. Вот в этом выгода! И не будет у нас безработных, и не будем мы дрожать от страха, что разоримся или распадемся на атомы, что в конечном итоге почти одно и то же.
– Что вы предлагаете, мистер философ?
– Я предлагаю деньги. Я финансирую вашу избирательную кампанию, поскольку заинтересован в вашем избрании в сенат, где вы станете защищать наши ныне совпадающие интересы.
– О! Вы ошиблись, пригласив меня для такой цели в свой дом. Члены моей партии не продаются.
– Боже вас упаси так расценить мое предложение! Я вовсе не считаю, что все в мире продается, все покупается. Я уважаю вашу принципиальность. Но я деловой человек и понимаю, что такое избирательная кампания.
– Мы проведем свою избирательную кампанию силами класса, интересы которого представляем.
– Ах, боже мой! – вскочил с места мистер Игнэс. – Я родился в России. И, представьте, знаком с историей русской революции. И знаю, как миллионер Савва Морозов помогал деньгами революционерам.
– Савва Морозов сочувствовал революционерам. Можно вспомнить еще более разительный пример. Фридрих Энгельс был владельцем фабрики, хотя их с Саввой Морозовым нельзя ставить рядом, но все же они не покупали революционеров ради собственной выгоды.
– Ах, только не троньте мой «закон выгоды»! Он всеобъемлющ! Я уважаю Фридриха Энгельса, читал все его труды и не вижу, почему интересы различных классов не могут совпадать в каких-то вопросах. Скажем, в том, чтобы всем выжить на земле, предотвратив губительную термоядерную войну, которая стала бы последней. Или в том, чтобы осуществлять взаимно выгодные проекты. Сегодня, как предлагает это известный инженер Герберт Кандербль, осуществить совместно с Россией советскую идею подводного плавающего туннеля между США и СССР, завтра, может быть, совместный полет на Марс русских и американцев. Летали же они вместе в космосе, и неплохо летали, никому не во вред. Сегодня я вложил немалые деньги в открытие после парижской, как и в тридцатые годы, снова нью-йоркской международной выставки реконструкции мира, потому что думаю о завтрашнем дне. Ведь принимают же в той выставке участие и коммунистические страны. Значит, полезны совместные действия!
– Я не отрицаю общности действии, но пусть она строится на совпадении (пусть временном) классовых интересов, а не на купле-продаже.
– О'кэй! – вздохнул мистер Игнэс, с уважением глядя на своего гостя. Он подумал, что этот парень доставит кое-кому хлопот в сенате, если пройдет в него.
Глава третья. Ключи мечты
Знаменитый инженер, автор и строитель Мола Северного, Герой Советского Союза Алексей Сергеевич Карцев был очень раздражен. Это было видно и по выражению его еще молодого узкого лица с тонкими, почти иконописными чертами, и по тому, как нетерпеливо расхаживал он по каюте, служившей ему рабочим кабинетом все годы ледовой стройки.
У него только что побывал его старый друг Денис Денисюк, работавший на стройке «водопроводчиком», установщиком труб, и рассказал, что машинист передвижной электростанции Андрей Корнев придумал небывалое сооружение – какой-то мост через Северный полюс в Америку.
Алексей Сергеевич видел в этом замысле карикатуру на свою собственную, уже осуществленную идею ледяного мола, который протянулся на четыре тысячи километров вдоль сибирских берегов, отгородив от Ледовитого океана незамерзающие теперь полярные моря. И этот парень, находясь, очевидно, под влиянием великого арктического строительства, мысленно повернул сооружение на девяносто градусов, поставил его не вдоль берега, а перпендикулярно ему, – оставил те же четыре тысячи километров и получил, видите ли, мост!..
