Александр Казанцев - Том (8). Мост дружбы
Будущий сенатор смутился:
– Вот видите, сколько нужно сделать, мистер Мор…
– О, мой милый друг, впереди еще много борьбы за лучшую участь американцев!
– Желаю удачи, мистер Мор.
– Мистер Игнэс заедет за вами хотя бы вот сюда, чтобы не дразнить парней из газетных трестов.
В назначенный час мистер Майкл Никсон был напротив здания Верховного суда.
Мистер Боб Игнэс уже ждал его в своем великолепном «крайслере», огромном, словно плывущем по мостовой, широком, как удобная лодка.
– Хэлло, мистер сенатор! Я настолько уверен в вашей победе на выборах, что рискую так обращаться к вам. Мечтаю выпить с вами коктейль трех чертей. У меня дома есть эта дьявольская смесь.
– Хэлло, мистер Игнэс! Говорят, смесь соляной и серной кислоты называется по-русски «царской водкой».
– Садитесь, прошу вас. Царской водкой вас мечтают угостить менее проницательные бизнесмены. Я хотел бы с вами просто поболтать.
Боб Игнэс был худой и лощеный джентльмен лет за пятьдесят, с бритым умным лицом, редеющими, гладко зачесанными волосами и светлыми проницательными глазами.
Автомашина быстро мчалась по улице, догоняя впереди идущий автомобиль, который оказался полицейским.
Мистер Игнэс притормозил.
– Пусть лучше эти господа проедут, – сказал он вполголоса. – Терпеть не могу с ними встречаться!
Претендент в сенаторы расхохотался. Игнэс подмигнул ему:
– Все фирмы отказались страховать мой автомобиль. Они терпят на мне убытки. Им ведь нет дела, что из штрафов, которые я заплатил по милости едущих впереди господ, можно составить целое состояние.
Полицейская машина свернула за угол, и тогда мистер Игнэс показал, почему ему приходится платить много штрафов. «Крайслер» летел по средней черте улицы, отпугивая все машины, приводя в ужас пешеходов.
– Прошу извинить, Майк, – переходя на фамильярный тон, всегда знаменующий в Америке установление деловых отношений, сказал мистер Игнэс, – везу вас в свою местную хижину. Я снимаю небольшую квартирку в одном доме, где могу останавливаться, приезжая в Вашингтон. С отелями всегда возня, телеграммы, заказы… Бывают дни, когда в Вашингтоне толчется слишком много народу. Так что прошу извинить меня за мой вигвам.
Через минуту машина остановилась около фешенебельного дома на самой аристократической улице Вашингтона. Один этаж этого дома и снимал мистер Игнэс.
В подъезде, перед запертой дверью, мистер Игнэс нажал кнопку, после чего из стены раздался женский голос:
– Хэлло, кто там?
– Это я, дорогая, с гостем, – ответил стене миллионер.
– Сейчас, мой мальчик! – воскликнул женский голос, и за дверью что-то щелкнуло. – Пожалуйста, проходите.
Игнэс распахнул дверь, за которой никого не оказалось.
Гость и хозяин поднялись по ковровой лестнице на второй этаж. В раскрытой двери квартиры их ожидала стройная, но уже чуть поблекшая дама, дорого и со вкусом одетая.
– Как это мило! Я так рада вам, сэр! – и она протянула руку Майклу.
Тот низко поклонился.
– Ну, вот наше небольшое гнездышко, – сказал мистер Игнэс.
Хозяйка провела Майкла в просторную комнату, в которой было на редкость мало мебели. Но то, что стояло, было дорогое и удобное. В «гнездышке» Игнэса, как прикинул Майкл, было не меньше двухсот квадратных метров.
– О, сэр! Вы были в России! – говорила хозяйка. – Это моя родина. Я учу Боба русскому языку.
– Я только плавал около ее берегов и неожиданно попал в СССР, – ответил Майкл. – В детстве.
– Как бы я хотела хоть взглянуть на эти берега! Боб обещает взять меня с собой, когда в следующий раз поедет в Москву.
– В следующий раз, в следующий раз! – отмахнулся мистер Игнэс и проводил гостя в кабинет. – Вы видите, здесь еще не все устроено. Приобрел несколько картин русских художников. Хочу выдержать стиль… не пускаю сюда крикливую западную мазню.
– Это желание вашей супруги?
– О нет! Я с нею лишь вспоминаю русский язык, который был языком моего детства.
– Неужели? – удивился Майкл.
– Моя мать, голландка, была замужем за русским Игнатовым. Увы, они разошлись, когда мне было четыре года. Отец оставил меня у себя, мать вернулась в Голландию. И Боря Игнатов, представьте это себе, жил в Москве. Но отец умер во время русской революции, мать обратилась к Советскому правительству с просьбой отправить меня к ней… И вот я считался голландцем, но всегда говорил о голландцах «они»… Затем – умноженное наследство, наконец Америка, и я стал американцем и даже миллионером. А мог бы стать марксистом…
– Стать марксистом никогда не поздно, – пошутил коммунист Майкл.
– Один раз я понял, что это полезно. Видите этот электрический камин? Я включу… Как будто мерцают горящие угли… Он мне памятен – я купил его, когда еще жил в Голландии. Я затащил к себе русских туристов и показывал им этот камин. Они, конечно, были марксистами. Я играл на бирже… Акции ближневосточных нефтяных компаний… Я спросил русских – это было перед передрягой на Ближнем Востоке, – почему повышаются мои акции. Я страшусь беспорядков, но мне жалко продать лезущие вверх акции.
– Что же ответили вам русские?
– Посоветовали мне посчитать Маркса.
– И вы?
– Я продал акции. Начался суэцкий кризис, нападение англичан и французов на Египет и все, что потом произошло. Я избежал огромных убытков и велел переплести «Капитал» Маркса в дорогой переплет.
– Прочитали?
– Прочитал. Конечно, много интересного.
– Кому?
– Не только вам, мистер коммунист, но и грамотному капиталисту. Что касается меня, то я усовершенствовал Маркса.
– Вот как! – усмехнулся Майкл. – Об этом вы и хотели поговорить с марксистом?
– И об этом тоже. Курите сигару. Это моя страсть. Помню, я доказывал русским гостям, что если я, купец, покупаю и продаю и у меня нет рабочих, у которых я отнимаю, как я потом узнал, «прибавочную стоимость», то я просто занимаюсь коммерцией. Вкладываю деньги, где они дают наибольший экономический эффект. И я сделал для себя открытие: есть закон, движущий и регулирующий все жизненные явления человеческого общества. Это «закон выгоды».
– Закон выгоды?
– Вот именно. И этот закон действителен и для того сложного, смешанного мира, в котором мы живем. Если бы отдельные его части, Майк, не были так разделены, то мы бы могли назвать наш мир «капиталистической коммуной»! Каково? Неплохо?
– Два слова, взаимно исключающие одно другое.
– Это если не учитывать «закона выгоды». Выгода, если тонко разобраться, вовсе не требует исключения капитализмом коммунизма и коммуной – капитализма. В том-то и дело, что они прекрасно могут существовать рядом к всеобщей выгоде!
