Питер Гамильтон - Обнаженный Бог: Финал
Дариат схватил механика за руку и заставил остановиться. Тот закричал от боли и страха, завертелся на месте, не в силах избавиться от Дариатовой хватки. И стал делаться более прозрачным.
– Дариат, – позвал Толтон. – Эй, друг, пошли-ка дальше, ты делаешь ему больно.
Механик упал на колени и затрясся, краски его тела все увядали. Дариат же, по контрасту, сиял еще сильнее.
– Помнишь? Помнишь, что ты сотворил, сволочь такая?
Толтон приблизился, но не хотел коснуться своего былого друга. Память о том холоде, который он ощутил на станции, была слишком сильна.
– Дариат! – заорал он.
Дариат посмотрел сверху вниз на гаснущее лицо механика. Раскаяние заставило его разжать пальцы, позволив бесплотной руке выскользнуть. Что сказала бы Анастасия о таком поведении?
– Извини, – пробормотал он неловко.
– Ты что это с ним сделал? – спросил Толтон.
Механик был едва видим. Он скорчился в позе эмбриона.
– Ничего, – выпалил Дариат, устыдившись своего поведения. Жидкость, которая придавала ему твердое состояние, очевидно, далась ему тяжелой ценой. Он знал об этом все время, просто отказывался признаваться в этом. Ненависть была извинением, но не мотивом. Как и у Оргатэ, инстинкт подавлял разум.
– Ой, ну пошли же! – Толтон наклонился и протянул руку по направлению к хныкающему призраку. Воздух сделался чуть прохладнее, и больше не осталось следов его существования. – Что ты такое сделал?
– Это жидкость, – объяснил Дариат. – Она требует очень много, чтобы поддерживать меня.
– Очень много чего? – Это был риторический вопрос. Толтон уже понял, что в ответе не нуждается.
– Жизненной энергии. Она уходит только на то, чтобы существовать. У меня нет биологической основы, я не могу дышать или есть, я должен ее экономить. А души – сильная ее концентрация.
– А как с ним? – На земле в слабых очертаниях тела призрака образовывалась легкая серебристая морозная оболочка. – Что будет с этой душой?
– Он оправится. Есть растения и вещества, которые помогут ему снова обрести форму. Он когда-то поступил со мной гораздо хуже.
Не имело значения, чего хотел Дариат, но он не мог отвести глаза от исчезающего призрака. Это то, чем мы все когда-нибудь кончим, подумал он. Жалкие освобожденные останки того, что мы есть, мы, цепляющиеся за свою сущность, в то время как темный континуум истощает нас, пока от нас не останется только голос, хныкающий в ночи. Выхода нет. Здесь слишком сильна энтропия, уводящая нас прочь от света.
И я был орудием, приведшим нас сюда.
– Давайте вернемся внутрь, – предложила Эренц. – Сейчас пора поместить тебя под микроскоп, и мы поглядим, сможет ли команда физиков что-то толковое с тобой сделать.
Дариат подумал было о протесте. В конце концов он покорно кивнул.
– Конечно.
Они вернулись ко входу в пещеру и прошли сквозь строй подавленных призраков. Еще два Оргатэ вылупились из вестибюля звездоскреба Гончарова и неуверенно устремились в слабо мерцающее небо.
* * *
На вокзале Кингс-Кросс нашлись бдительные люди, из крутой молодежи, которые собрались здесь, покинув дешевые жилища, расположенные вокруг внешних районов Вестминстерского купола. Их одежда была самой разнообразной, от псевдовоенной формы до дорогих деловых костюмов, она обозначала их принадлежность к разным слоям общества. Обычно такое смешение было самовоспламеняющимся. Увидеть – убить. И если гражданские лица попадали на линию огня, им приходилось туго. В некоторых случаях кровная вражда между городскими и пришлыми группами уходила корнями в прошлые столетия. Сегодня все они носили простые белые ленты, большей частью на разнообразных лацканах. Такая лента обозначала Чистую Душу и объединяла их в сообщество. Они находились здесь, дабы убедиться, что весь Лондон остается свободным от заразы.
Луиза отошла от вагона вакуумного поезда, тяжко зевая. Джен облокотилась на нее, бредя почти что во сне, когда они проходили большой шлюз. Было уже почти три часа утра по местному времени. Ей не хотелось и думать, сколько времени она уже не спала.
– Что это вы, воришки, тут делаете?
Она их и не заметила, пока они не оказались прямо перед ней. Две темнокожие девицы с выбритыми головами, та, что повыше, отвела глаза – невыразительные серебряные полушария. На обеих были одинаковые прочные черные костюмчики из какой-то шелковой материи. Блузок они не носили, жакеты застегивались на единственную пуговицу, обнажая мускулистые, точно у норфолкских сельскохозяйственных рабочих, животы. Ложбинки на груди были единственным способом определить их принадлежность к женскому полу, и Луиза все равно не была уверена: возможно, у них просто были сильно развиты грудные мышцы.
– А? – удалось ей произнести.
– Этот поезд из Эдмонтона, детка. Там-то и есть одержимые. Потому-то вы и вышли? Или вы здесь по другой причине, какой-нибудь ночной клуб для извращенцев?
Луиза начала просыпаться. На платформе было много молодых людей, некоторые одеты в такие же костюмчики, как у девушек (голос окончательно убедил ее в их половой принадлежности), одежда других менее официальна. Никто из них не проявлял желание сесть в только что прибывший поезд. Несколько вооруженных полицейских с поднятыми козырьками шлемов сгруппировались вокруг выхода. Они смотрели в ее сторону с некоторым интересом.
Иванов Робсон легко подошел и встал сбоку от Луизы, его движение походило на инерцию айсберга. Он улыбнулся с выражением крайней вежливости. Группа девушек не отступила в полном смысле этого слова, однако теперь их стало меньше и они выглядели не так угрожающе.
– Какая-то проблема? – спросил он спокойно.
– Не у нас, – ответила девица с серебристыми глазами.
– Прекрасно, тогда, пожалуйста, перестаньте приставать к этим юным леди.
– Да? А ты кто такой – их папочка? Или, может, просто их близкий друг с планом поразвлечься сегодня ночью?
– Если вы ничего интереснее придумать не можете, перестаньте пытаться угадать.
– Ты на мой вопрос не ответил, снежный ты человек.
– Я лондонский житель. Все мы такие. И вас это не касается.
– Как и твои планы на ночь, братец.
– Я вам вовсе не братец.
– А душа у тебя чистая?
– Что это вы все на мою голову – исповедники, что ли?
– Мы хранители, не священники. Религия проклята, она не знает, как бороться с одержимыми. А мы знаем. – Девушка хлопнула по своей белой ленточке. – Мы сохраняем себя одинаково чистыми. Ни один распроклятый маленький демон не пройдет мимо нас.
Луиза посмотрела на полицейских. Подошли еще двое, но они не проявляли никакого желания вмешаться.
– Я не одержимая, – объявила она с негодованием. – И никто из нас не одержимый.
