Такаюки Тацуми - Гордиев узел. Современная японская научная фантастика
— Сегодня не скупятся на снаряды, — сказал замначальника. — Когда я в прошлый раз сюда приезжал, туристов было всего трое, так что бой устроили совсем небольшой.
— А когда будут делить деньги от туристов и от кинокомпании за аренду поля боя? — спросил я.
— Когда туристы уедут, тогда и поделят, — объяснил зам. — Говорят, вон в том лесу, в свободное от работы время, вьетконговцы и южные вьетнамцы играют в покер или в чет-нечет.
— А с погибшими что делают?
— Их семьям выплачивают компенсацию. Бывает, члены семьи тоже участвуют в представлении. Вон, кстати, как раз одна такая...
Я посмотрел в сторону, куда указывал замначальника. И точно. Из лесу выскочила старуха, вроде как мать убитого, и ринулась к валявшемуся в грязи вьетконговцу. Старуха бросилась на его недвижное тело и очень артистично заголосила.
— Лица зареванного не видно! — заорал в репродуктор один из парней.
Старуха поспешно повернула к нам лицо и завыла еще громче.
— Ой, да она же вьетнамка, — возмутился я. — А вьетконговец-то белый.
— Так это ж профессионалка, — объяснил зам. — Она уже десять лет только этим и промышляет.
— Получается, и вправду Вьетконг попривлекательнее будет, — сказал я. — Бедные негры! Неприбыльная им выпала работенка...
— В армии Южного Вьетнама всегда было много негров, — снова пояснил зам. — В провинции Северная Америка негров с давних времен подвергали ужасной дискриминации. И на войну их отправляли для того, чтобы сократить численность.
— Сколько у нее всяких функций было. У войны.
— Да, война — штука рациональная.
— Чего тут рационального? — рассвирепел до сих пор молчавший водитель негр. Услышав наш разговор, он поднялся с места и подошел к нам. — Чего рационального в том, чтобы убивать негров?
Тут до замначальника дошло, какой промах он совершил. Мы так увлеклись войной, что оба начисто забыли о цвете кожи нашего водителя.
— А ну, давай, повтори-ка еще раз. Мой прадед, между прочим, был Старый Черный Джо.
— Я совсем не хотел обидеть негров, — оправдывался зам перед сжимавшим ему горло водителем. — Помогите!
— Посмотрите! Мы же сейчас в дерево врежемся! — завизжала Торагодзэн.
Оставшийся без управления автобус въехал в чащу и покатился прямо на большое дерево. Парни поняли, какой им выдался шанс полапать гидшу, и, заорав: «Мамочка!» — с обеих сторон прилипли к Торагодзэн.
Хотя мы двигались со скоростью всего 30 километров в час, удар все равно оказался очень сильным. По мощности не уступавший бульдозеру, автобус с корнем вывернул дерево, а затем наехал на поваленный ствол; гусеницы некоторое время продолжали крутиться в воздухе, пока автобус не опрокинулся набок.
— Ой-ой-ой! — пронзительно завизжал усатый.
Всех пассажиров отбросило на одну сторону автобуса. Деревенская старуха впилась зубами в мой голый бок.
— Откройте двери! — заорал замначальника.
— Выходить нельзя! — крикнула ему в ответ Торагодзэн. Она очень мило смотрелась вверх ногами, причем парни от нее так и не отлепились. — Снаружи идет бой. Выходить опасно.
— Так ведь бензин течет! — заорал водитель, прижавшийся шоколадной щекой к небритому лицу зама. — Надо выходить, может произойти утечка радиации.
Тут двери открылись, и все мы выкатились наружу. Вокруг по-прежнему тарахтели автоматы и взрывались снаряды. Мы с замом пригнувшись перебежали к ближайшему большому дереву и залегли. Тут же в другое дерево неподалеку от нас попал минометный снаряд и разбросал вокруг обломки ветвей.
— А-а-а! — Продолжая вопить, усатый подполз к нам и попытался укрыться от пуль за нашими спинами.
В тени соседнего дерева все еще прилипшие к Торагодзэн парни дрожали так, что у них зуб на зуб не попадал. Похоже, страсть их начисто улетучилась и они изрядно перетрусили. Один, кажется, еще и обмочился — от формы Торагодзэн поднимался белый пар, и она возмущалась, что воняет. Чуть подальше дед со старухой вцепились мертвой хваткой в негра-водителя. Тот не мог пошевелиться и только яростно сучил ногами.
— Господа! Вы что, экскурсанты? — непонятно откуда к нам притерся вьетнамец с подленькими глазами и зашептал: — Не угодно ли девочек, господа? У меня хорошие девочки. Всего за пять гран сведу вас с шикарной вьетконговкой.
Я отказался; вьетнамец тут же перебежал под градом пуль к парням, и снова послышался его шепот:
— Как насчет девочек? Девочки нужны?
— Он что, сутенер? — спросил я.
— Это местная достопримечательность — сувьетнер, — объяснил зам.
— Кола! Кому кока-колы? Холодная кола! — к нам приблизился разносчик с холодильной камерой за плечами.
Я попросил одну колу. Он вытащил из ящика бутылку, протянул ее мне и потребовал один гран.
— Что так дорого? — поразился я.
В этот момент в холодильную камеру попала пуля, и от товара остались одни осколки.
— А вот почему, — со вздохом развел руками разносчик.
Я достал из-под набедренной повязки деньги и заплатил.
Пока я, лежа ничком на земле, пил колу, в соседние деревья опять полетели пули. Прятавшийся за мной усатый господин запричитал и вцепился в меня. «Попади сюда снаряд, я даже убежать не смогу», — подумал я. Высвободившись из объятий усатого и выскочив из-под дерева, я пустился наутек. За мной по пятам неслась автоматная очередь, с сухим треском взрывая землю. Некоторое время я продолжал бежать, пока не спрыгнул в какую-то яму — вроде окопа. Там оказалась одна-единственная вьетконговка. Высунув из укрытия голову, она палила по рисовому полю из винтовки М14.
— И ты давай стреляй. Вон там еще винтовки, — бросила она, окинув меня беглым взглядом.
У вьетконговки была огромная грудь — того и гляди пуговицы на гимнастерке не выдержат такого напора, необъятный зад, очень смуглая кожа и крепкий на вид таз. Два ряда желтых зубов — один передний отсутствовал. Я дал бы ей лет сорок шесть — сорок семь. Эта женщина околдовала меня с первого взгляда. Загипнотизировала. Давненько со мною такого не случалось.
— Сейчас, сию минуту, — заторопился я, схватил винтовку, прицелился и дал залп в сторону солдат Южного Вьетнама.
— Тебя как зовут? — обратился я к вьетконговке.
— Суни, — ответила она.
Похоже, из-за моего наряда она приняла меня за гастролера. «Все складывается как нельзя удачнее, — подумал я. — Только бы меня приняли во Вьетконг, а там, глядишь, и женюсь на ней. Какая она смелая! Большая и надежная, как мама. Такой не найдешь в мегаполисе Токио. Жениться на ней. Да еще прожить вот такую захватывающую жизнь и умереть здесь», — размечтался я.
