Сергей Палий - Чужой огонь
Те вещи, которыми дорожат люди, богам до фонаря.
Вот оно – самое пугающее звено во всей этой цепочке несоответствий… Нужно лишь отстраниться от леденящего трепета в груди, и кусочки паззла становятся на свои места.
Грациозный Аполлон легонько толкнул Максима в плечо, возвращая в реальность.
– Эй, ты чего напыжился, будто таракана съел? Пойдем, покажу кое-что.
Он дал пинка ослу, вставшему поперек прохода, и двинулся в дальний угол зала, где располагалась дверь, ведущая на кухню. Максим последовал за ним.
Возле двери Аполлон остановился, взялся за резную ручку и спросил Долгова, прищурившись:
– Как ты считаешь, в чем ценность настоящего произведения искусства? Не обыкновенной ремесленной поделки, коих миллионы вокруг, а великого творения. Шедевра.
Максим задумался. Он никогда не размышлял на эту тему – как-то не было повода.
– Испытание временем?
– Ерунда. Время бесконечно – таких произведений искусства, которые могли бы представлять ценность в течение вечности, не существует.
– Что же тогда… – Максим посмотрел в глаза Аполлона. Глубокие, темные. Предположил: – Творение, рожденное в муках?
– Да, – прошептал бог. – Именно. Только такая работа запомнится, только в ней будут сквозить боль, страдания. Только такой шедевр принесет впоследствии мастеру, создавшему его, истинное наслаждение. Когда художник осознает, что работа закончена, он почувствует блаженство.
Аполлон распахнул дверь.
В нос ударил сладковатый запах паленой плоти…
Через несколько секунд Максима вывернуло прямо на паркет.
Перед глазами поплыли темные круги, в ушах зазвенело. Сквозь накатившую муть он услышал далекий, резонирующий голос покровителя искусства:
– Ремесленник многолик и многодуш. Но настоящий, великий мастер всю жизнь верен своему идеалу, одному-единственному образу, который впоследствии может стать его шедевром. Ремесленник – предатель своего личного бога. Мастер – нет.
…сидела на табуретке посреди кухни. Обнаженная. Под спутанными, слипшимися космами лица ее не было видно. Лишь подрагивающий подбородок, покрытый красными пятнами, и шея в каких-то темных потеках. В правой руке женщина держала стержень, увенчанный раскаленным жалом, от которого тянулись два провода к прибору для выжигания по дереву. Ее некогда красивое тело было покрыто багряно-коричневым узором. Ноги – от бедер до самых щиколоток… Лобок, живот, ребра, грудь, предплечья и плечи… Все было растерзано огненным жалом… В страшной вязи угадывались очертания какого-то города с фасадами зданий, шпилями крыш… фигурками людей… Женщина вдруг методично закивала головой и с шипением провела раскаленным кончиком по левому запястью, делая очередной дымящийся штрих на полотне своего тела…
Голос Аполлона продолжал раздаваться где-то на границе слышимости.
– Посмотри на эту женщину. Она создает настоящий шедевр, единственный шедевр в своей жизни. Он запомнится навсегда. К тому же в любой момент она сможет полюбоваться своим творением… Это настоящее искусство! Что думаешь, консультант?
– Под мороком? – выплевывая сгусток блевотины, прошептал Максим.
– Конечно. Иначе бы она уже давно сдохла от болевого шока.
– Вы психи…
Максим разогнулся, посмотрел сквозь застилающую глаза пелену на прекрасное лицо Аполлона.
Сладковатый запах продолжал щекотать ноздри, становясь приторным.
Стало быть – вещи, которыми дорожат люди, богам до фонаря. Так?
Но он-то – человек.
Максим вложил в удар всю ярость, которая плескалась в нем. Голова Аполлона круто откинулась назад, из сломанного носа по гладко выбритой щеке заструилась кровь. Бог пошатнулся и, сделав два неуверенных шага, завалился навзничь.
Женщина закричала.
Пронзительно.
Дико.
Страшно.
Умирая…
– Вырубил, – констатировала Афродита, безразлично толкнув Аполлона в бок носочком туфли. – Когда очнется, тебе лучше не попадаться ему под руку. Изуродует.
Максим смотрел на нее с ненавистью. Гнев бурлил в нем. Бешено колотилось сердце, перед глазами плыли радужные пятна, кулаки были стиснуты до белизны в костяшках. Мыслей не было. Хотелось схватить эту сучку за сивые патлы и таскать по всему ресторану, слушая, как она кричит…
Аполлон зашевелился, прохрипел что-то нечленораздельное, размазал рукой кровь по лицу и приподнялся. Максим ударил его ногой, дробя остатки костей носа. Бог упал, не издав ни звука. Кровь стала растекаться под его головой темным пятном.
– У-у… – протянул подошедший Зевс. – Зря ты так, консультант.
– Что же вы творите? – прошипел Долгов, поворачиваясь к громовержцу. – Выродки! Как вы смеете… Неужто в вас не осталось ничего человеческого?
Зевс почесал мочку уха и уклончиво ответил:
– Это ваша забота – думать о человеческом. А за что ты беднягу Аполлона уложил?
Максим побледнел. Он посмотрел на громовержца в упор – никакого страха или благоговения перед богом не осталось. Долгов отошел от дверного проема и молча показал на истерзанное тело.
Зевс оглядел мертвую женщину с головы до ног и озадаченно произнес:
– Ну и что? По-моему, красиво…
– Ч… ч-что?… – У Максима перехватило дыхание.
– Да ладно! Я пошутил! – захохотал Зевс. – Это омерзительно! Аполлон всегда был извращенцем в своих творческих выдумках!
Рассудок у Максима вконец помрачился. Он приблизился к громовержцу и уже занес руку, чтобы ударить того в ровный ряд зубов, как раздался хлопок, и витражные стекла в зале со звоном разлетелись на тысячи осколков.
Прогремел оглушительный взрыв, вспыхнуло что-то яркое, будто свет ударил со всех сторон. В мыслях Долгова пронеслось, что именно так, наверное, выглядит смерть. Но через миг пространство вскипело вибрирующими звуками, и он понял, что все еще стоит на ногах.
Перед глазами заметались какие-то серые пятна, кто-то сильно толкнул его в плечо, и Долгову пришлось сделать пару приставных шагов, чтобы сохранить равновесие. Он инстинктивно прикрыл голову руками и пригнулся. Зрение возвращалось с неохотой – сначала стали различаться контуры стола и стульев, затем в нескольких метрах от него пару раз что-то бесшумно сверкнуло.
Следующий толчок все же сбил Максима с ног. Он споткнулся о распластанное тело Аполлона и полетел под ноги какого-то призрачного силуэта. Тень метнулась влево и будто слилась со стеной.
– Иалуа! – заорал Гефест, прежде чем маленькая игла впилась ему в шею. Хромой бог огня завалился набок, и семечки из его кулька посыпались на паркет.