Аркадий Стругацкий - Христо-люди
- Разве вы не знаете, что окраины засылают своих шпионов? - Ответил он.
- Нет, не знаю, - ответил я. - Но разве мы похожи на людей окраин?
Он игнорировал мой вопрос.
- Да, посылают. И есть указание следить за ними. У нас
в жизни много беспокойств, и чем скорее мы очистим от них леса, тем будет лучше.
Он все еще казался неудовлетворенным. Взглянув на пони еще раз, он сказал Салли:
- Этот пони уже, по крайней мере, полчаса не может кричать. Как вы вдвоем смогли направиться прямо к этому месту?
Глаза Салли стали немного шире.
- Что ж, отсюда доносились крики, а когда мы подъехали ближе, то услышали, как плачет девочка, - просто сказала она.
- Вы хорошо сделали, - заметил я, - вы бы спасли девочке жизнь, если бы не находились дальше, чем мы. Теперь все кончено, и, к счастью, она не ранена. Но она сильно напугана, и я хочу отвезти ее домой. Спасибо вам всем за то, что вы хотели помочь.
Девушки поняли. Они поздравили нас со спасением Петры, выразили надежду, что она скоро придет в себя, и приготовились уезжать. Мужчина задержался. Он все еще казался неудовлетворенным и удивленным. Но сделать ничего не мог. Он окинул нас троих долгим взглядом, подождал, не скажем ли мы еще что-нибудь, но мы молчали. Тогда он посоветовал нам держаться подальше от леса и ускакал вслед за девушками. Мы следили, как он исчезает за деревьями.
- Кто это? - Встревожено спросила Розалинда.
Я мог ей только ответить, что по удостоверению его имя
Джером Скиннер. Мне он не был знаком, и, очевидно, наши имена тоже ничего не говорили ему. Я мог бы спросить Салли, но Петра все еще мешала нам обмениваться мыслями. Я испытывал незнакомое, приглушенное чувство одиночества. И оно было так неприятно, что я поразился силе страсти Энн, заставившей ее закрыть перед нами свой мозг на долгие месяцы.
Розалинда все еще обнимала Петру. Я снял с мертвого пони седло и упряжь, выдернул из тела зверя стрелы, и мы направились к дому.
Когда я принес Петру домой, ее уложили в постель. После полудня и в течение всего вечера она продолжала издавать беззвучный крик горя, но к десяти часам вечера он стал ослабевать, и вскоре совсем прекратился.
- Слава богу, она, наконец, уснула, - сообщили мы друг другу.
- Кто этот Скиннер? - Одновременно и с беспокойством спросили мы с Розалиндой у девушек.
Ответила Салли:
- Он здесь недавно. Его знает мой отец. У него ферма на границе с лесом, недалеко от того места, где мы встретились. К несчастью, он заметил нас и, конечно, удивился, почему это мы сломя голову скачем в лес.
- Он показался очень подозрительным. А почему? - Спросила Розалинда. - Может, он что-нибудь знает о передаче мысли? Я не думала, что кто-нибудь из них знает.
- Он не может ни воспринимать, ни посылать мысли, я только что пыталась связаться с ним, - ответила Салли.
Донесся вопрос Майкла о том, что произошло после его отъезда. Мы все объяснили. Он заметил:
- Некоторые из них думают, что какая-то передача мыслей возможна, но представляют это себе крайне примитивно - что-то вроде передачи смутного чувства или представления. Они называют это телепатией, те, что верят в нее. Большинство из них и в телепатию не верят.
- Считают ли они ее отклонением, если верят в ее существование? - Спросил я.
- Трудно сказать. Я даже не знаю, ставился ли этот вопрос вообще. Рассуждая же академически, можно сказать, что если бог способен читать мысли людей, то и правильное подобие бога тоже должно быть на это способно. Можно утверждать, что это свойство временно утрачено людьми после Наказания, но я не рискнул бы выставлять этот аргумент в свою защиту на суде.
- Этот человек что-то заподозрил, - сказала ему Розалинда. - Еще кого-нибудь из нас расспрашивали?
Все ответили отрицательно.
- Хорошо, - сказала она. - Но мы должны позаботиться, чтобы этого больше не случилось. Дэвид, постарайся научить Петру словам самоконтроля. Если она будет продолжать посылать свое отчаяние, то вы все должны игнорировать его, или, по крайней мере, не отвечать. И предоставьте это Дэвиду и мне. Если же ей нельзя будет противостоять, как это было в первый раз, то пусть тот, кто достигнет ее первым, постарается как-нибудь лишить ее сознания, и в тот же момент, как только побуждение прекратится, все должны повернуть обратно и как можно быстрее скрыться. Мы должны быть уверены, что больше не соберемся вместе. Вы согласны?
Все согласились, а затем отключились, оставив нас с Розалиндой обсуждать, как лучше убедить Петру.
* * *Первое, что я уловил, проснувшись на следующее утро, было отчаяние Петры. Но теперь оно было другим: тревога улеглась, но оставалась жалость к погибшему пони. И по силе воздействия ее мысль ослабела по сравнению с предыдущим днем.
Я попытался вступить с ней в контакт, и, хотя она и не поняла меня, я отчетливо ощутил остановку и чувство удивления в течение нескольких минут. Я встал с постели и вошел в ее комнату. Она была рада моему обществу, отчаяние ее уменьшалось, пока мы болтали. Перед уходом я обещал взять ее на рыбалку после полудня.
Очень нелегко на словах объяснить, как воспринимаются мысленные образы. Все мы начинали с самих себя и вначале действовали неумело, но постепенно, особенно когда мы обнаружили друг друга, наша способность обострилась. С Петрой же обстояло по-другому. В шестилетнем возрасте она обладала силой передачи, намного превышавшей нашу нынешнюю, но она не использовала ее сознательно и не контролировала.
Я пытался объяснить ей, но даже теперь, в восьмилетнем возрасте, она не поняла меня. После часа бесполезных попыток, когда мы сидели на берегу и следили за поплавками, я почувствовал, что разговор надоел ей, и она уже не старается понять меня.
Необходим был другой путь.
- Давай поиграем, - сказал я ей. - Закрой глаза. Держи их крепко сжатыми и представь себе, что смотришь в глубокий-глубокий колодец. Ничего не видно, кроме темноты. Ты готова?
- Да, - ответила она, крепко сжав веки.
- Теперь не думай ни о чем, кроме того, как темно и как далеко до дна. Думай только об этом и смотри в темноту.
Поняла?
- Да, - опять сказала она.
Я представил себе кролика и дернул его за нос. Она хихикнула. Что ж, и то хорошо, по крайней мере, ясно, что она может принимать мысли. Я уничтожил кролика и представил себе куклу, затем несколько цыплят, и затем лошадь с повозкой. Через минуту или две она открыла глаза и посмотрела на меня с недоумением.
- Где они? - Спросила она меня, оглядываясь.
- Их нигде нет. Это всего лишь мысленные картинки, - сказал я. - Это игра. Теперь я закрою глаза, мы вместе будем играть в колодец, в его темноту. Теперь твоя очередь представить себе картинку, чтобы я мог ее себе увидеть.
