Мэтт Риз - Имя кровью. Тайна смерти Караваджо
Сгорая от стыда, он подобрал овощи и помог Лене встать. Уже по тому, как тяжело она оперлась на его руку, Караваджо почувствовал, до чего она слаба.
– Одну забыли, маэстро, – Бальоне сидел на краю фонтана Тритона. Он поднял луковицу с земли и повернул ее на свету. – Немножко запачкалась, но так даже лучше. Пригодится вам в работе. Натюрморт с тухлыми овощами и гнилыми фруктами.
И луковица покатилась по грязным булыжникам мостовой к ногам Караваджо.
* * *На следующий день он несся по Корсо и, едва слыша себя, выкрикивал на ходу ее имя. Перепачканная краской белая блуза развевалась за спиной. Один из проезжающих мимо всадников кивнул на него товарищу – вот мол, нализался-то. Другой покрутил пальцем у виска.
Возле дома на виа деи Гречи Меника качала на коленях племянника Лены. Матушка Антоньетти разразилась слезливыми причитаниями, когда вошедший Караваджо отодвинул занавеску, за которой лежала в постели Лена.
Сейчас, забывшись тяжелым сном, Лена напоминала Христа после распятия. Кожа – желтушная, цвета воды из-под спагетти, волосы – сухие и растрепанные. Одна рука ее безвольно свисала с кровати, другая покоилась на огромном животе. Красное платье туго облегало грудь. Ноги распухли. У нее на шее образовалась рыхлая складка – нося ребенка, Лена успела располнеть. Опухшие веки закрывали глаза так плотно, будто она впервые за все эти месяцы крепко заснула.
Именно такой – изможденной, обессиленной – он представлял ее себе после родов. В своем воображении Караваджо видел, как Лена, умиротворенная, чуть приподнявшись на локте, держит возле груди ребенка, а его друзья любуются их сыном. «Своими грехами заслужил я это наказание», – подумал Микеле. Однако кара, предназначенная его чудовищной душе, досталась Лениному телу.
Он долго сидел у ее постели. Один раз она открыла глаза и улыбнулась ему из последних сил, после чего вновь погрузилась в сон. Потом он вдруг осознал, что пытается запечатлеть в памяти ее образ, чтобы написать с нее Успение Богородицы, и, опустив глаза, зарыдал. Ему открылась жестокая истина. Искусство требует, чтобы он был один, как Бог на небе.
Мать Лены положила ладонь ему на плечо. Он сбросил ее руку и вышел из-за занавески.
Мальчик потянулся к Караваджо с колен Меники. Та вскинула взгляд:
– Доменико, хочешь поиграть с дядей Микеле?
Но художник направился к двери.
– Пусть играет с Онорио, – буркнул он.
* * *Меника перевела Лену на другой берег Тибра, чтобы посмотреть на «Успение Марии» в церкви Санта-Мария делла Скала. Редко покидая пределы Поганого садика, она тем не менее знала дорогу, петлявшую по нищим узким закоулкам Травестере. Примыкающий к церкви монастырь кармелитов стал прибежищем для падших женщин. Меника сама приводила сюда избитых девиц, пока их сутенеры пьянствовали по кабакам, и оставляла у дверей святого дома. Но она ни за что не согласилась бы поселиться здесь сама, так как вовсе не нуждалась в поучениях босоногих братьев. К тому же ей были знакомы такие пороки, которые даже церковь еще не успела заклеймить позором.
Лена шла медленно. «Еще не окрепла после выкидыша? – предположила Меника. – Или, что вероятнее, боится встречи с Караваджо?» В то утро художник собирался присоединиться к плотникам, чтобы закрепить на стене свою картину. За прошедший месяц он обменялся с Леной разве что несколькими фразами.
Слезы выступили у нее на глазах, когда они подошли к церкви. «У Микеле есть пара недель, чтобы помириться, – подумала Меника. – А потом слезы у нее иссякнут, и она ожесточится».
Работяги сколачивали из грубых неструганых досок каркас для подвешивания картины: четыре доски сверху и десятью локтями ниже еще столько же, все скругленные на концах. Мастеровые под руководством Караваджо подняли холст. Его голос эхом разносился по церкви. «Ишь, раскомандовался, – Меника взглянула на Лену, которая, покачиваясь, стояла рядом. – Вот если человек создает столь необычные картины и кажется невероятно сильным и способным настоять на своем, значит, он не такой, как все. Но на деле выходит, что он ничуть не лучше остальных мужиков, потому что не понимает, что нужно женщине».
Когда они подошли к холсту, Лена закрыла лицо руками. Богородица на картине упокоилась точно в той же позе, как Лена, когда потеряла ребенка.
Наконец Караваджо заметил их. Меника подумала, что приди Лена одна, то он, возможно, вернулся бы к своим рабочим. Однако сейчас художник нехотя приблизился к Лене, которая, закрыв лицо руками, прятала за ними слезы. Он переминался с ноги на ногу и не скрывал раздражения.
Меника проследила за взглядом Лены, обращенным к смертельно-бледному лику Богородицы. Раньше видела себя только в безмятежной «Мадонне Лорето». А такого небось и представить себе не могла.
– Микеле, это самая печальная из твоих картин.
Караваджо бросил на «Успение» быстрый взгляд, как будто это замечание было для него новостью.
– Это, наверное, оттого, что ты и сейчас любишь Лену, – добавила Меника.
Он оскорбленно зыркнул в ответ. Неужели она в этом сомневается?
– Давай я покажу ее тебе, – он потянулся к Лене, но та отстранилась.
– Я думала, ты напишешь меня мертвой, – она вытерла глаза рукавом, и Меника услышала за ее рыданиями ярость. «Я ошиблась. Она уже ожесточилась». – А ты поймал минуту, когда я была хуже, чем мертвая.
– Но это же. Пресвятая Дева, – запинаясь, проговорил Караваджо. – Она воплощение любви. Меника, скажи ей. Ты-то ведь это видишь, правда?
Меника погладила Лену по спине и покачала головой. Они вышли из церкви, обогнули убежище для падших женщин и спустились к реке. Увидев с Понте Систо озябших прачек, что стирали белье на песчаном берегу, женщины поежились от холода и вернулись в Поганый садик.
* * *– У него нет ни одной стоящей идеи, – убежденно говорил Бальоне. – Поэтому ему приходится писать с натуры – только то, что он видит.
Аббат монастыря кармелитов еще глубже спрятал руки в складках сутаны.
– Ни одной стоящей идеи?
– Караваджо изображает лишь то, что лежит на поверхности, – Бальоне неодобрительно покосился на «Успение». – Скажите, святой отец, что вы понимаете под успением Пресвятой Девы Марии? Это же не просто труп женщины, мертвое тело, покинутое душой?
– Ни в коем случае. Она несет в себе благодать.
– А почему?
– Потому что она возносится на небо, влекомая силой, которая превыше жизни и смерти.
– О да, вы правы. Она вознеслась во славе.
– Хотя все же следует признать, что церковь еще не вынесла определенного решения относительно того, скончалась ли Мадонна перед вознесением или ее приняли на небо живой.
